сторон. Добрался всё же ёж до своей добычи. Уж как ему это удалось, никто не знает. И вроде терраска высоко над землёй расположена, но вот случилось так…
Когда горе немного утихло, папа Виталику сказал:
– Видишь, каким жестоким финал всей этой истории оказался. Жестоким, но поучительным. Теперь ты знаешь, что, прежде чем помощь кому-то предложить, узнать надо, а нуждаются ли в ней те, кому ты помочь хочешь, чтобы историй вроде той, что сегодня произошла, с тобой больше не случалось.
Бывают чудеса на свете
Весь вечер Иван Александрович занимался делом, которое он терпеть не мог, – писал отзыв на очередную кандидатскую диссертацию, слепленную наспех из каких-то разрозненных кусков с разным стилем изложения. «Любопытно даже, сколько же человек приложило руку к этому научному шедевру, – подумал профессор, но так и не смог сосчитать. – Как минимум трое, а может, и больше».
Директор института, он же председатель учёного совета, передавая ему рукопись, тихонько попросил:
– Иван Александрович, ну ты там не очень воюй. Важный человек этот соискатель, очень большую помощь может нашему институту оказать. Зная твою принципиальность, я бы тебе эту галиматью не дал, но у всех уже лимит на оппонирование израсходован, ты один остался. Вот и придётся теперь тебе отдуваться, – с напором произнёс он последнюю фразу.
– Помощь, помощь… – ворчал про себя профессор. – Сколько уже таких обещальщиков через наш совет прошло – пальцев не хватит сосчитать, но большинство свои слова забывают, лишь дверь за ними после защиты захлопнется. Хотя, чего греха таить, ведь работает совет, да и институт, слава богу, никто закрывать не собирается. А всех соседей одного за другим прикрыли, аттестацию они в министерстве и ВАКе не прошли – вот их лицензии и лишили. Придётся помочь человеку, ведь если и не сам писал, то докладывать результаты всё равно самому придётся.
И он, вооружившись хорошо отточенным карандашом, опять начал продираться сквозь запутанные мысли автора. Или авторов – кто ж там разобраться сможет.
– Ванечка, а я твой любимый салатик приготовила, – неслышно подошла к нему жена, – пойдём покушаем.
– Люба, ну сколько можно просить – не подкрадывайся ты так ко мне. Меня же от испуга кондратий хватить может.
– Да я и не подкрадывалась вовсе. Кто ж виноват, что ты, как увлечёшься, и слышать, и видеть перестаёшь. Пойдём-пойдём. Пообедаем, заодно отвлечёшься от дел праведных. Да, может, мне ещё какую-нибудь историю поучительную поведаешь.
– Ну, Люба, ну, лиса. Знаешь мои слабости, вот и пользуешься ими. Люблю я истории разные рассказывать, люблю. Ничего не могу с этим поделать. Всю жизнь пытаюсь это искоренить, но всё без толку. Истории эти сами меня находят, за семь с лишним десятков прожитых лет столько накопилось, что остатка жизни, чтобы их выговорить, уже не хватит.
Они сидели на застеклённой террасе