можно начинать прямо здесь. Она сбросила его руку со своего плеча. Рядом с этой женщиной тетушки некоторых знакомых ему девушек выглядели служанками в таверне.
– Предполагается, что мы с тобой пара влюбленных, – напомнил он ей.
– Здесь некому на нас смотреть! – рявкнула она.
– Сколько раз тебе повторять, Лильвин? – Это было имя, которым она здесь пользовалась. Она утверждала, что оно звучит как тарабонское. По крайней мере шончанским оно не выглядело. – Если мы не будем хотя бы держаться за руки, когда нас никто не видит, мы рискуем показаться весьма странной парочкой любому, кого увидим.
Она раздраженно фыркнула, однако позволила ему снова обнять себя за талию и сделала то же сама. Но не удержалась, чтобы не кинуть на него предостерегающий взгляд.
Мэт покачал головой. Да она безумнее зайца весной, если считает, что ему это нравится! У всех женщин есть хоть что-то мягкое поверх мышц (по крайней мере, у тех женщин, которые ему нравились), но обнимать Эгинин было все равно что обнимать столб изгороди. Ее талия была почти такой же твердой и так же была лишена гибкости. Он никак не мог догадаться, что Домон нашел в ней. Может быть, она не оставила иллианцу другого выбора. Она его попросту купила, как покупают лошадь. «Чтоб мне сгореть, я в жизни не пойму этих шончан», – подумал Мэт. Да ему не то чтобы очень и хотелось. Вот только ему надо было их понять.
Когда они уже повернулись, чтобы уходить, он бросил последний взгляд на гавань и почти пожалел об этом. Лишь два небольших суденышка виднелись сквозь плотную стену тумана, медленно плывущую вдоль гавани к морю. Плывущую против ветра. Пора уходить, давно пора.
От реки до Великого Северного тракта было больше двух миль пешком по холмистой местности, покрытой по-зимнему бурой травой и усеянной группами увитых лозами кустов, сквозь которые было невозможно проломиться даже сейчас, когда бо́льшая часть листвы опала. Возвышенности вряд ли заслуживали наименования холмов, по крайней мере для того, кто еще мальчиком лазил по Песчаным холмам и Горам тумана, – в его собственных воспоминаниях были провалы, но кое-что Мэт все же помнил, – однако вскоре он уже был рад, что его рука кого-то обнимает. Он слишком долго просидел без движения на этой проклятой скале. Покалывание в бедре перешло в глухую боль, но он все же прихрамывал и без поддержки начал бы спотыкаться, взбираясь по склонам. Не то чтобы он опирался на Эгинин, нет, разумеется, но ощущение ее талии под рукой придавало ему устойчивости. Шончанка хмуро взглянула на него, словно он пытался к ней приставать.
– Если бы ты делал то, что тебе говорят, – проворчала она, – мне не пришлось бы тебя сейчас тащить.
Мэт снова оскалил зубы, на этот раз не пытаясь изображать ухмылку. Удивительно, как Ноэлу удавалось так легко ковылять рядом с ними; он ни разу не сбился с шага, одной рукой придерживая корзину с рыбой на бедре, а в другой неся удочку. Несмотря на то что старик выглядел весьма потрепанным жизнью, он был довольно-таки проворным. Временами даже