садитесь и пишите, если надо вам, что Арина видела. А я была дома, и вообще попрошу ваши документы!
– Да не жулики мы, бабуля! Человека похитили, вот на наших глазах!
– Ну, если на ваших глазах, то понятно, почему вокруг бандиты чуть не на танках, а порядочных людей по какому разу уже ограбили! ЭМэМэМы да дефолты!
Милиция из Безносова все-таки приехала. Речку обшарили граблями и баграми. От ветхого мостика почти до шоссе. Нашли Викин рюкзачок – бесспорное доказательство того, что никому-таки не померещилось, никто не обнюхался клею и тому подобное. Несколько человек, записанных усталым лейтенантом в свидетели, подмахнули бумагу – рюкзачок, мол, действительно Викин. После чего лейтенант погрузил его в милицейский уазик. И принялся прямо на капоте рисовать маршрут – куда полетел самолет, похитивший ребенка.
– Летит! – взреял, вознесся в мокрую подушку туч чей-то крик.
Звук – не звук, ветер – не ветер, пахнуло чем-то грозовым, напряженным, просвистело над головами, огромное и крылатое, кануло за горизонт. И недалеко, в темноте проулка, раздалось негромкое девчоночье:
– Ой!
Обернулись. Лучи фонарей выхватили из декабрьского мрака: возится на земле, подымается с четверенек девчонка-школьница с виду. Уверенно встает. Цела, не разбилась.
– Вичка?
Говорить Вичка не могла. Только вскрикивала, мычала, стонала. Но одежда на ней была сухая! Не считая испачканных коленок. Даже запахом горячего, химии какой-то, тянуло. Косичка и то сухая, только полурасплетенная – банта не было. Никак не походило на то, что человек два-три часа назад окунулся с головой в речку. Повели домой. Ногами двигала. Мама захлопотала – раздевать, отогревать. Одежда была испорчена. Куртка в горелых, плавленых пятнах. Сапоги тоже оплавлены. Будто сушили их над газом. Или у костра.
– Точно ваша дочь? – спросил лейтенант.
– Точно, а чья же? Вика, скажи, что ты Вика, ну чё молчишь, оглохла, что ль?
Вика не оглохла – вертела головой, кивала, хмыкала и гугукала нечленораздельное.
– Видите, что сделали, ироды? Ребенок чокнулся из-за них! Нет, я это дело до конца доведу! – возмущалась мать. Отец тоже спросил:
– Слышали? – и пристукнул кулаком по столу. – Может, вы ее совсем больную притащили, а сейчас амбулатория закрыта!
– Ну, это уж с врачами, – сказал лейтенант, – мое дело было проследить, чтобы похищенную вернули по адресу. Если вернули не в состоянии здоровья – это отягчающее обстоятельство. Будем работать. До свидания!
Плитки не было.
Обшарил карманы. Наружные карманы куртки пусты. Нет, гривенник завалялся. От хлеба и прочего сдача. Нагрудный, с застежкой – тоже ничего, кроме кошелька с оставленным. Внутренний – опять ничего, только носовой платок. Джинсовка… Карманов много, а все какая-то ерунда. Отвертка, расческа, футляр с безопасной бритвой, огрызок карандаша. И просто хлам – винтики, шайбы, бумажки. В брюках тем более ничего разумного. Уж не говоря о добром или вечном. Была сигаретная пачка – Густав не курил, но в таких было удобно хранить всякую всячину: прокладки для кранов, мелкие лампочки,