ленками у всех перед носом не трясла.
– А коли бы и трясла? Что ж с того? Радость ведь какая!
– Удавись уже радостью своей. Вот любопытно, а Параська знает про наказ?
– Да поди с утра духи ее опять в лес унесли. Не видала ее сегодня.
– Надо старосте донести.
– Ты мужика прихвати, как к старосте пойдешь. Гость у него важный, не надо ему видеть, что тут бабы без мужей ходят.
– А чего это я?
– А кто сказал – с того и спрос.
На том бабы и порешили, пошли от колодца каждая со своими ведрами по домам.
Апраксию, а по-простому, Параську, в деревне не любили. То ли потому что явилась неведомо откуда, то ли потому что взгляд у ней был тяжелый, то ли потому, что косы навыпуск носила две, как замужняя, а голову платком не покрывала. Только бабы, проходя мимо ее ворот через плечо плевались, а мужики, коль надо было к ней за советом прийти – рубаху наизнанку надевали от дурного глаза. Разное про нее говорили: кто-то рассказывал, что она из чумной деревни сбежала, всю родню схоронив, а кто-то – что душегубка она, мужика своего сгубила да тепереча в бегах. Правды никто не знал: баба была неболтливая, сама о себе не рассказывала, а выведать было некому. Знали только, что работает наравных с мужиками, да хозяйство свое одна держит.
Староста сам к ней пошел, вывернув рубаху наизнанку, да ладонку за пазуху сунув. Постучал к ней, говорит:
– У колодца всех баб собираем на закате, у кого мужика нет.
– Ладно. – вот и весь ответ. Сидит за столом, корешки перебирает.
– Ты тоже приходи. Никому не говорил – тебе скажу: рекрутёр из столицы прибыл, зачем баб собирает нам неведомо, а одну точно уведет.
– Спасибо. – так же головы не подняла.
Староста потоптался на пороге да пошел. А к закату Апраксия платье отряхнула, да и с бабами остальными к колодцу пошла. В ряд со всеми встала. Все глаза в землю уткнули – она стоит прямо. Рекрутёр в одеждах по заморской моде: полы кафтана по земле волочатся, сапоги по земле стучат. В одну сторону прошел, в другую. “Эту” – говорит и ткнул навершием трости в Апраксию. “Пусть пару платий в дорогу возьмет, больше ничего не надобно”
– Ты, Парасенька, не серчай, коли что не так. – староста шел рядом с ней, чтоб не сбежала.
– Не юли, Прокофий. Прямо говори: не хотел местных отдавать, вот рекрутёру на меня и указал.
– Брешешь! Этому никто не указ, даже словом со мной не обмолвился.
– А чего тогда извиняешься?
– Так прощаюсь. Перед дорогой надо обиды все разрешить. Коли зло на меня держишь, уедешь – а зло твое останется.
– Не держу. Всем передай, что не на кого не держу.
– Вот и хорошо.
2
Апраксию с ее нехитрым скарбом усадили в повозку и повезли прочь из деревни.
Покачиваясь на ухабах и подпрыгивая на мягком сидении, Апраксия думала о том, что она могла бы сделать, чтобы не попасть сюда. К добру ли к худу уродилась она такой: головы никогда не опускала, никогда не смирялась. И силы в ней всегда было немеряно. Бывало в детстве мама просит хворосту привезти, так она в полозья вместо лошади впрягалась и наперегонки с мальчишками бежала в лес. Была бы жизнь проще, если бы она силой не кичилась, а скрывала? Нет конечно – шило такое в мешке не утаить.
Как детство минуло – она из дому вместе с подружками стала уходить. Вот только они на вечорки шли, с парнями заигрывали, а она в лес. Зайцы ей травы сладкие да целебные показывали. Лисы и волки – коренья да камни волшебные. А они их за это часто из силков вынимала. Охотники долго в толк взять не могли, почему силки пусты. Даже король лесов – олень – перед ней голову приклонил, когда она олениху подстреленную выходила. А уж ящерки да змейки к ней сами в руки ползли, погреться, да на жизнь пожаловаться. Было бы лучше, ежели б она была как все? Нет. Тогда беда бы раньше случилась.
Офицер проезжий ее заприметил. Сладкими речами одаривал, к себе в дом хотел увезти, но не как жену мужнюю. Она голову от сладких речей и потеряла и с ним сбежала. А кабы не потеряла? Так насильно бы увез.
Домой опозоренной вернуться уже не могла. Год она прожила счастливо, а потом закончилось все. Эраст ее по наказу родителей женился, а ее прочь выставил. Вот она и пошла по свету. В другой бы деревне осталась, неужто иначе бы что-то было? Нет, конечно. Все люди одинаковы. А рекрутёр по всем окрестным деревням наверняка прошел.
Таков бабий век, ничегошечки за себя сама решить не может.
Апраксия вздохнула и сильнее сжала кулек с пожитками. Ночь на дворе, поспать бы, ничего не видно. А коли выпрыгнуть да убежать? Либо словят, либо шею свернет в незнакомом лесу, либо вернутся и старосту накажут. Такая судьба, что не повернуть ее.
Крытая повозка мчалась вперед, хотя ночь уже давно вступила в свои права. Темные тени деревьев тянулись в повозку, желтый свет луны едва пробивался сквозь них. Путники не собирались останавливаться, изредка желтый