сломала, твоя милая Эмма… всегда твою жизнь крушила, да и теперь.
– Что теперь, мам? – разозлилась Элла. – Теперь-то что? Где она и где мы. Ты что, мам, ей-богу! Да и кто знает, как ей там живется?
– Я и говорю – дура. Какой была, такой и осталась. И ничто тебя не исправит, – вздохнула мать и махнула рукой.
А семейная жизнь началась. Точнее, полусемейная, как называл ее Валерий Михайлович.
И все же! Поправили дачу – подняли забор, поменяли крышу, починили двери и рамы, вставили стекла. Прибрались внутри, и «молодой» – так они шутили, – прошелся косой по участку. И даже кое-где выскочили цветы – из тех, что сажали когда-то: золотые шары, белые мальвы, измельчавшие пионы и флоксы. Нет, до порядка – того порядка, что был когда-то, – было еще далеко. Но дача – любимая дача – все же постепенно приобрела жилой вид.
И в сердце у Эллы теперь царили покой и тихая радость. Уезжали на два дня: одна ночь, больше нельзя – старики. И хватало одной ночи, чтобы и нервы поправить, и настроение, и на душе чтоб полный порядок… Муж дачу горячо полюбил – говорил: «Вот они, деревенские корни. Опускаю руки в землю, и прямо счастье!»
В августе ходили за грибами, и здесь Валерий Михайлович показался себя специалистом отменным. Потом разбирали грибы по кучкам – опята на солку, чернушки, волнушки – туда же. Сыроежки – брали только молодые и крепкие – отлично для жарки. Вкусней благородных.
Ну а уж те самые благородные – белые, красные и серые – подберезовики – так это сушить. Это на суп.
Там, на подправленной и обновленной терраске, где они долго и неспешно перебирали грибы, вдыхая их пряный осенний аромат, они говорили, говорили… Обо всем. Про прошлое, настоящее и, разумеется, будущее. «Пока жив человек, он строит планы», – говорил ей муж, когда она махала руками: «Валерочка, ну, давай не будем загадывать. Страшно, ей-богу!»
А зимой тосковали по даче. Муж собирался ее утеплить: «Будем ездить на лыжах, Элка! Поставим буржуйку, наколем дров – и ночуй!»
Так к ней вернулась ее дача. Ее любимое место, место, где было столько лет счастья. Где были все – еще были все!
А к весне ушла мама. Не дождалась лета. Такое горе, господи! И снова терзания… Но теперь у нее был Валера. И он поддерживал, как мог. Иногда ей казалось, что без него она бы не справилась, не поднялась. Наверное, так бы и было…
Почти все ушли, остался «последний из могикан» – дядька Илья.
И он был так плох, совсем еле-еле… Но жил. Слава богу, пока еще жил!
Валерий Михайлович переехал к жене – через пару месяцев после смерти тещи.
И даже отправил измученную Эллу в санаторий, взяв уход за стариком на себя.
Элла и вправду здорово отдохнула и набралась сил – спустя две недели вернулась похорошевшая, пополневшая и румяная.
А муж к ее приезду – ну, вот это сюрприз! – купил новую кухню и перестелил полы.
Элла смотрела на него и плакала: «От радости, Валерочка! Это от радости!»
И праздничный