небольшое животное. Или ребенок. Или такая худенькая женщина, как Катя.
Что делать? Лезть или не лезть? А вдруг провалюсь? Сломаю ногу и не смогу выбраться и умру в этой горе, потому что меня точно не найдут.
Она в нерешительности переминалась с ноги на ногу. Ломать ни одну из них как-то не хотелось.
Звук флейты, словно отражая ее сомнения, прервался, как поперхнулся, а потом с новой силой начал партию – торжественно и глубоко. Теперь он был не тонкий, а густой, мощный.
Катя порылась в рюкзаке. Благослови, Господи, Римму! – Она натянула ремешок фонарика на лоб. Огонек зажегся, и дело пошло.
Она присела на корточки и поползла в темноту. Сначала ползла «гусиным шагом», чтобы не запачкаться, но быстро устала. Пришлось опуститься на колени и двигаться дальше, помогая себе руками, а в какой-то момент даже лечь на живот, чтобы проползти под нависающим сводом. Прощай спортивный костюм, фланелевый, красивого темно-синего цвета…
Катя продвигалась медленно. Маленький фонарик отвоевывал у темноты лишь небольшое пространство в пару шагов. Камни больно впивались в колени и ладони. Не повернуть ли обратно? Сомнения усложняли ей путь, а флейта подбадривала.
Наконец узкий лаз кончился, и Катя смогла встать в полный рост. Впереди светлело.
Она с облегчением выдохнула и сделала несколько робких шагов.
– Hello? Is anybody here? – голос ее, дрожащий от волнения, показался жалким. Блею, как овца, осудила она себя. Прокашлялась и сказала погромче: – Конницива! (Здравствуйте)
Ей показалось, что флейта смеется в ответ. Свет впереди стал ярче. Еще несколько шагов. Еще. И еще. Она смогла различить стены узкого лаза. Слава богу, он был один, никаких ответвлений не видно, иначе пиши пропало. Тут она и останется со своей способностью ориентироваться. Клубок Ариадны-то ей никто не дал. В голове вспышкой пронесся вчерашний диалог с Риммой:
– Возьми эту красную ленточку, тут всем выдают.
– Зачем? Мне не надо.
А вот сейчас бы пригодилось.
Чем дальше Катя шла по коридору, тем светлее становилось вокруг. Когда он кончился, она вступила в огромный освещенный зал.
Света было так много и обрушился он так неожиданно, что Катя зажмурилась.
А когда открыла глаза, увидела такую картину.
У костра, выложенного темными булыжниками, на плетеной циновке сидел старенький японец в сером кимоно. Над костром висел тецубин – чугунный чайник для чайных церемоний.
Длинные усы и жидкая седая бороденка делали старичка похожим на сома, как его рисуют в детских книжках. Глаза, узкие, остро-пронзительные, глянули на Катю, и она вздрогнула. Что было в этом взгляде, она и сама не поняла.
– Конницива, – пробормотала она снова, сложила руки у груди и поклонилась. – Миницимайотта (Я потеряла путь).
Японец у костра странно хрюкнул. Теперь его взгляд показался Кате насмешливым.
– Соредокорока, анатавасоре о мицкемаста (Напротив, ты нашла его), – раздался глубокий голос справа.
Глава