и он любезно пригласил меня выпить чаю. Было уже около девяти вечера, но я всё же согласилась, в надежде, что старик раскроет свои секреты. Моё журналистское любопытство очень уж хотело узнать, что заставляет его приходить в бывшую психиатрическую лечебницу каждый день, какая тайна скрывается за этим.
Несмотря на свой преклонный возраст и позднее время, старик был достаточно бодр и явно расположен к беседе, этот момент я никак не могла упустить.
– Эта Ирма, кто она? – спросила я, дослушав его рассказ.
– Ирма Рейнер, – сказал старик, расплываясь в улыбке, – это была самая красивая и самая строптивая девушка в Кёнигсберге. Её туфли кислотно-жёлтого цвета раздражали её отца, для этого она и их носила постоянно. Я же их обожал, а точнее сказать, я её обожал. За её бунтарство и упрямство, за бесстрашие и прямоту. Она была как огненное пламя – пылающей, горящей, живой. Я не знал никого хоть немного похожего на неё.
Дед замолчал, углубившись в свои воспоминания. Радостная улыбка стала понемногу сходить с его лица, уступая место грусти.
– Кем был Михаэль? – поинтересовалась я, не позволяя ему вновь впасть в уныние.
– Михаэль – это мой отец. Он же и рассказал мне эту историю.
Я с изумлением уставилась на старика.
– Так значит, вы не Гаврилов? Ничего не понимаю.
– Сейчас я Гаврилов. Фамилия моего отца Хольц, и я носил её до лета 1940 года, пока не попал в концлагерь Хохенбрух3. Там неважно, какую ты раньше носил фамилию.
– Получается, вы отсюда? Из Восточной Пруссии?
– Я родился в Кёнигсберге. Мой отец – Михаэль Хольц, а мама – Анна Гаврилова, уроженка Тамбовской губернии. Они познакомились, когда мама приезжала слушать курс по медицине в Кёнигсбергском университете. Назад она уже не вернулась. Они поженились с отцом через месяц после знакомства, невероятная была любовь. Через год родился я – Эрик Хольц. После прихода советских солдат и победы над фашистами я соврал, что русский. По-русски говорил очень хорошо, мама научила.
– Но зачем вы это сделали?
– Тогда я не знал, как поступить. Измученный и полуживой после пяти лет концлагеря, я думал, что русские не оставят живым ни одного немца, а мне хотелось выжить, несмотря ни на что.
– Но ведь наши не убивали всех подряд, – сказала я.
– Да, но откуда мне об этом было знать? Я хотел только одного – вернуться в Алленберг.
– Вы были там до войны? – расспрашивала я.
– Мой отец был главным доктором в Алленберге, и я часто у него бывал.
– А Ирма, что было с ней?
Старик улыбнулся моему любопытству, которое, по всей видимости, было ему приятно. Думаю, он очень давно хотел рассказать кому-то свою историю, но никак не попадалась на его пути такая особа, как я. Сейчас же он был настроен на долгую беседу.
– Я тебе расскажу, – сказал он, отхлебнув чая из своей праздничной чашки, – но всё по порядку.
Глава 6
Свежий аромат молодой зелени, перемешанный с запахом цветущих яблонь, проникал в кабинет отца через открытое