Алленберг. Ирина Радова

инакомыслия и жестоко карающим за него. Однако это не мешает вам кричать направо и налево о вашем участии в антинацистской партии. Тут, знаете ли, возникают сомнения в вашем психическом здоровье, а также это говорит о полном отсутствии у вас инстинкта самосохранения. Сейчас выбор у вас невелик: либо вы сами приедете в Алленберг, либо приедут за вами, но это будут ребята из гестапо. Вы понимаете меня, Ирма?

      – Нет, Михаэль, я откровенно не понимаю вас. Я же вижу, что вы ненавидите их так же, как и я, так почему же вы молчите? Почему вы отсиживаетесь здесь? Разве не понимаете, что рано или поздно за вами тоже придут?

      – Понимаю, очень хорошо понимаю, но до этого момента я смогу помочь сотням своих пациентов. Если же я буду вещать во всеуслышание о своих политических взглядах, как вы мне предлагаете, то дорога в концлагерь мне обеспечена уже сегодня.

      – Разве вы не видите, что вот-вот начнётся война и всё, за что вы так цепляетесь, в мгновение может превратиться в тлен? – в отчаянии произнесла она.

      – Возможно, это и так, но здесь я на своём месте и постараюсь сделать всё зависящее от меня, чтобы этого не произошло. Мои возгласы уже ни к чему не приведут… Слишком поздно, война неизбежна, а здесь я могу помочь тем, кто во мне нуждается. А вы, Ирма, что вы можете сделать на своём месте действительно полезное для своей идеи?

      Она молча смотрела на него с презрением, после чего произнесла:

      – Вы трус.

      После этого Ирма стремительно выбежала из кабинета отца.

      Я рванул за ней, сам не зная зачем. Отец молча проводил меня непонимающим взглядом.