стали доходить все реже. Последнее письмо пришло весной 1941 года из Чанши. Он писал, что служит теперь в тайном подразделении и вынужден пока прервать все связи с близкими. Он заверял, что по-прежнему горячо любит ее и надеется, что она его дождется: «Любимая моя, – писал он трогательно и торжественно, – жди меня, и в день победы мы поженимся!» И мастер Жун ждала. День победы настал, война закончилась, но он так и не вернулся. Извещение о смерти не приходило. И только в 1953 году один человек, вернувшийся из Гонконга, принес ей весть: ее любимый давно уехал на Тайвань, женился, растит ребенка и просит ее строить свою жизнь без него.
Вот и все, чего мастер Жун дождалась за десять с лишним лет, горький финал ее истории любви, и нетрудно представить, каким этот финал стал для нее ударом. Десять лет назад, когда я приезжал в университет Н. расспрашивать очевидцев, она только-только ушла на пенсию, оставив пост декана математического факультета. У нее дома в гостиной висела семейная фотография, с нее и началась наша беседа. На фотографии были пятеро: впереди сидели Лилли-младший с супругой, позади стояли дети: мастер Жун в серединке, лет двадцати с чем-то на вид, с волосами до плеч; слева от нее младший брат в очках; справа – сестренка семи-восьми лет, волосы затянуты в хвостики. Тогда, летом тридцать шестого, они решили сделать фото на память – брат уезжал на учебу за границу. Потом началась война, и брат смог вернуться домой только после ее окончания. К тому времени в семье стало меньше на одного человека и один человек прибавился. Тяжело заболела и умерла сестренка, и вскоре после ее смерти, тем же летом, Лилли-младший привел домой Цзиньчжэня. Мастер Жун рассказывала:
[Далее со слов мастера Жун]
Сестра умерла на летних каникулах. Ей было всего семнадцать.
До ее смерти мы с мамой и не знали про Цзиньчжэня, папа прятал его от нас у директора шуйсимэньской школы. Обычно директор Чэн с нами мало общался, поэтому, хотя папа не хотел, чтобы мы услышали о Цзиньчжэне, он не просил Чэна, чтобы тот не выдавал нам его секрет. Но потом Чэн откуда-то узнал про сестру и пришел к нам домой с соболезнованиями. В тот день дома была только мама. Слово за слово, разговорились, Чэн упомянул про Цзиньчжэня, и папина тайна раскрылась. Пришлось папе все нам рассказать: про сиротство ребенка, его талант и просьбу Иностранца. Мама после смерти сестры сделалась очень чувствительной, ей стало так жалко мальчика, что она залилась слезами. Она сказала папе:
– Нашей Иньчжи больше нет, так пусть ребенок живет с нами, будет мне утешением.
Так в нашей семье появился Чжэнь-ди – то есть Цзиньчжэнь.
Мы с мамой звали его Чжэнь-ди – «братик Чжэнь», и только папа называл его полным именем. Чжэнь звал маму «матушкой-наставницей»[15], папу – «господином ректором», а меня – «сестрой», словом, напутал все возможные обращения. Уж меня-то ему полагалось звать двоюродной тетей.
Честно говоря, поначалу Чжэнь мне совсем не понравился: он никому не улыбался, ни с кем не заговаривал, ходил вечно крадучись, точно какой-то призрак. К тому же у него было полно вредных привычек. Он часто рыгал