что ты поняла его мотивы и намерения? Для тебя были важны деньги и только. Ты хотела решить финансовые проблемы, и предложение Яниса было воистину волшебным. Если он ни разу не сказал вслух, что ты должна отдать ему ребенка, это вовсе не значит, что он этого не хотел. Янис был болен. И уже то, что он намудрил всё это, лишний раз доказывает невозможность отдавать отчет своим действиям. Вот почему я здесь, Лея. Потому что только я могу довести это дело до логического завершения, и Янис это понимал. Ты совсем не знала его.
Резкий порыв ветра врывается в комнату запахом летнего дождя. Лея спешит к раздвижным дверям, закрывает их, а потом подходит к ближнему от них окну и пытается закрыть его, но створка не поддается. Её волосы летают в воздухе вместе с тюлем. Когда я подхожу помочь, она с силой отталкивает меня, дыша тяжело и прерывисто. В уголках глаз сверкают слезы-алмазы, губы напряжены, вот-вот и обнажатся острые клыки. Но при всей внешней ярости, внутри Лея напугана, как котенок. Она смотрит на меня с ненавистью вселенной, но дышит так часто и коротко, словно я только что смертельно ранил её. Молнии за окном сверкают одна за другой, гром будто слоится, один грохот накладывается на другой, превращаясь в один бесконечный и тяжелый удар.
– Мари – моя дочь! Она только моя! Я понятия не имею, чем руководствовался Янис, сообщая тебе о нас. И даже если на то есть немыслимая, но веская причина – мне глубоко начхать на нее, понял?! Яниса нет и на мои вопросы он не ответит! Так что всё, что я могу тебе отдать – здесь! – разводит она руки в стороны. – Забирай этот дом, который он построил для нас! Забирай машину, которую он подарил мне! Забирай деньги, которые лежат на банковском счете! Да, ты прав, это всё должно принадлежать его семье, а не какой-то официантке. Ты уж прости, я не знала, что есть кто-то ещё. Но Мари – моя. Она только моя. Я не бесчувственный инкубатор, я её мама! – толкает она меня в грудь.
Обхватываю её запястья и крепко держу перед разгневанным личиком. Шелковые волосы подбрасывает ветер и те щекочут мне шею. Смесь ненависти и страха сотрясает её тело. Она дрожит, но смотрит на меня с нескрываемым вызовом. Хочет что-то сказать, размыкает губы, но не решается. Она бросится в бой, не оглядываясь, если дело коснется её дочери. Она мама, которая будет бороться за нее до самого конца.
Поздно понимаю, что мои ладони горят от ледяной кожи на её запястьях. Пульс под ней быстрее скорости звука. Напряжение её тела толкает мои мысли не в ту сторону. Его можно резать ножом на кубики и складывать в высокие башни. Но я ловлю себя на мысли, что хотел бы почувствовать его мягкость. Ощутить податливость текстуры, будто нежный песок на дне моря, согласный на любые манипуляции. И вдруг Лея закрывает веки, но поймать слезы не успевает. Те катятся к крыльям острого носика и, обогнув их, затекают в ямочку над верхней губой. Мне не раз доводилось видеть женские слезы, но всё, что они могли вызвать во мне – безнадежную скуку. Возможно потому, что их причиной становился я, не желающий усложнять то, что должно оставаться легче перышка. А возможно, я просто ещё никогда не видел