наливает ей вина. В его руках бутылка кажется миниатюрной. Он выше меня ростом, с трудом втискивается на сиденье своего стула и время от времени случайно пинает меня под столом. Киран и его жена Дио сидят на скамейке у костра и держатся за руки. Когда-то я, помнится, думал, насколько Дио похожа на Эо. Но теперь, после всех этих лет, тень моей жены истаяла на лице ее сестры, и я вижу просто женщину – центр бытия моего брата. Она вдруг отшатывается, спасаясь от града угольков, – это Ниоба бросила в костер очередное полено. Тракса устроилась в уголке и украдкой прикуривает сигарету.
– Ну, Пакс мог найти идола и похуже, чем его крестная, – говорит Виктра, глядя на мужа; тот ковыряется в зубах щепкой, оторванной от уличного стола. Она пинает его. – Это уже перебор. Прекрати.
– Извини.
– Но ты не прекратил.
– Хрящик застрял, любимая. – Севро поворачивается, словно бы выбрасывая щепку, но продолжает ковыряться в зубах. – Готово, – мрачно говорит он. Вместо того чтобы выбросить добытый хрящик, он прожевывает его и глотает.
– Говядина.
– Говядина? – Мустанг оглядывается на стол. – У нас была курица и ягненок.
Севро хмурится:
– Странно. Киран, когда мы в последний раз ели говядину?
– На ужине у упырей, три дня назад.
Сидящие за столом морщатся.
Севро издает смешок:
– Значит, еда была хорошо выдержанной.
Даксо качает головой и продолжает рисовать ангелов для Дианы, которая устроилась у него на коленях и восхищается его работой. Даксо недурно управляется с лезвием-хлыстом, но истинное его искусство – в обращении с пером. Виктра, отчаявшись повлиять на мужа, беспомощно смотрит на Мустанга поверх своего бокала.
– Доказательство того, дорогая, что любовь слепа.
– Если тебе надоело это лицо, Микки может его исправить, – говорю я.
– Ну-ну, удачи. Тебе придется вытащить этого декадентствующего духа из его лаборатории, – говорит Даксо. Он замечает, что Диана добавила нарисованному им ангелу свирепо зазубренный трезубец. – Это не говоря о его почитателях. В прошлом сентябре он привез в Оперу настоящий паноптикум. Это смахивало на ожившие рисунки Иеронима Босха. Среди них была даже актриса. Можешь себе представить? – обращается он к Мустангу. – Твой отец прокусил бы себе щеку, увидев, как низшие цвета сидят в Элорийской опере.
– И не он один, – говорит Виктра. – В наши дни развелось слишком много новых денег. Друзья Квиксильвера. – Ее передергивает.
– Ну, за деньги культуру не купишь, верно? – откликается Даксо.
– Никоим образом, мой добрый друг, никоим образом.
Вечереет, оранжевые пальцы заката пробиваются сквозь деревья. Я позволяю себе расслабиться и делаю глоток за глотком из бокала, слушая, как мои друзья переговариваются и шутят. Маленькие голубые светлячки мерцают, и яркие вспышки пронзают поздние летние сумерки. За террасой шелестят деревья. Издали доносятся крики детей, затеявших вечерние игры. Раскаленные