только мерзкий осадок, словно он извалялся в грязи.
Кондратенко ещё несколько секунд держал взгляд на Викторе, затем его глаза затянуло поволокой, он плавно завалился набок и замер. Виктор, всё ещё держа окровавленный нож в руке, стоял над мёртвым телом и думал, почему смерть этого ублюдка не приносила облегчения. Ведь получилось именно так, как он себе это тысячи раз представлял. Кондратенко успел понять, за что умирает. Он узнал человека, которому он со своим дружком испортил жизнь, и который теперь возвращал должок. Но почему же не стало лучше?
«Потому что вопрос решён ещё не полностью. Остался Филимонов», – подумал он, и стало немного легче. Виктор понимал, что после того, как он разберётся со вторым, его быстро вычислят, выяснив связь между двумя бывшими заключёнными, осуждёнными за одно и то же преступление на одинаковые сроки. Но это не имело значения. Совершенно никакого. Всё, что было после, его не волновало.
Виктор тряхнул головой. В последнее время он частенько уходил в свои мысли, забывая об окружающем мире, а сейчас нужно было двигаться, если он не хотел оставить дело незавершённым. Виктор машинально вытер окровавленный нож о рукав своего пальто и убрал его во внутренний карман.
«Чёрт, зачем я это сделал?»
Голова плохо соображала, а сейчас как раз требовалась чёткая работа мозга. Нужно было следовать первоначальному плану.
Виктор осмотрелся по сторонам и, никого не заметив, ухватился за ворот куртки мертвеца и потянул его в сторону ближайшего бережка. Несмотря на то, что Кондратенко был худым и низкорослым, Виктору казалось, что он тащит стокилограммовую тушу. Пальцы болели и плохо сгибались, поэтому ворот то и дело выскальзывал из перчаток, и тело съезжало на землю. Несмотря на холод, Виктор вспотел. Он задыхался, и, как обычно, следом появился кашель. Сухой, болезненный, раздирающий изнутри горло и грудь кашель. В тот день Виктор ещё не придавал значения этой боли.
Он тихо бормотал:
– Давай, Димочка, ещё немного и я от тебя отстану. Ну что ж ты такой тяжелый, а? Давай, ещё чуть-чуть.
Наконец он дотащил тело до озера и отпустил куртку Кондратенко. Боль от пальцев толчками расходилась по рукам. Виктор еле держался, чтобы не закричать. Он не представлял, как он продолжит начатое, но останавливаться было поздно.
Внезапно за деревьями, в двадцати метрах от озера, раздались голоса. Виктор машинально присел. Коленные суставы возмущённо хрустнули. Смысла в этом не было – даже если случайные свидетели с такого расстояния и не могли увидеть лежащее тело, то уж сидящего на корточках на пустом берегу под лунным светом старика наверняка бы заметили. Получалось, что из-за какой-то загулявшей парочки весь план и выеденного яйца не стоил.
Раздался шорох листьев и веток под ногами. Он приближался. Как и голоса. Виктор сидел, затаив дыхание, не в состоянии даже пошевелиться. Он чувствовал, что не сдвинется с места, даже если эти люди подойдут к нему вплотную. Голова крутила и крутила эту мысль по кругу: «Буду сидеть, даже если он подойдут, буду сидеть, буду сидеть».
Внезапно