Вера над шваброй бормочет:
«И-и-их,
Женская доля тяжкая, терпите, мои хорошие».
Расходятся после выписки палаточные попутчицы.
Кому – за-вторым-приходите, кому —
в-другой-раз-получится.
Кто – с выписной парадной,
Кто – с чёрного входа украдкой.
И шепчешь, и шепчешь:
Прости,
Прости,
Не всем семенам дано прорасти,
Пусть время на мукомольне
Размелет в пылинки зёрна,
Отмолит сорокоустом.
Но, Боже мой, как же больно.
Но, Боже мой, как же пусто.
«и всё гладила, гладила, как зверька, я зелёную…»
и всё гладила, гладила, как зверька, я зелёную
чашку для молока.
лето дразнит запахом шашлыка из столовой
за поворотом.
не жалеть, бросая, ненужный хлам, эвересты
старого барахла,
раздарю задаром, друзьям отдам, в понедельник
заедет кто-то,
будет спать, обедать и обживать, заправлять
небрежно мою кровать,
и любить, и верить, и горевать, и курить с моего
балкона,
и дружить с соседкой по этажу.
мне без куртки холодно, я дрожу, я жалею, помню
и дорожу,
скотчем клею края картона.
я была привязана – рвётся нить, а края
срастутся – не тронь, ни-ни,
подытожу – Боже, меня храни от внезапного
переезда,
я такое снова переживать не хочу ни разу,
едва-едва
в этот раз справляюсь, пока трезва, но по-детски
внутри – нечестно!
ты на съёмной – пасынок, не родной, только
так хотелось к себе домой,
заливает чёрной глухой тоской, но отпустит.
и невесомо
нарастёт тенётами память вновь, и побеги пустит,
и даст вино
из незрелых ягод,
глядясь в окно
нечужого чужого дома.
«Добро пожаловать в Сайлент-Хилл, здесь живут…»
Добро пожаловать в Сайлент-Хилл, здесь живут
все те, кто тебя не любил, это страна невыученных
уроков, невыполненных зароков, перед носом
захлопнутых дверей и окон, сочувственных
взглядов,