в меня, верь – такими не дорожат,
кто на дурман-траве у небесных врат
курит у мамки стащенные пэлл-мэлл.
это серьёзно, это по нелюбви.
тьме безъязыкая молится Ариэль,
нежные ноги звёздами раскровив.
«Собака воет – ветер носит…»
Собака воет – ветер носит.
Вези, кривая, вывози.
Чем журавлее мнится осень —
тем жутче выглядит вблизи.
А чем спасёмся? Выход будет?
Куда нас правда заведёт?
Клубок запутавшихся судеб
Синицей бьётся в небосвод.
Как в жар бросает – в незнакомце
Мне показался чёртов ты,
Так оцарапанному солнцу
В сосновых ветках долго стыть.
«у входа в ларёк «алкоголь/сигареты»…»
у входа в ларёк «алкоголь/сигареты» —
коробка с бездомными звёздами,
укутаны ветхой рогожкой, пригреты,
все самые яркие – розданы.
скуля, прижимаются к стенкам картонным,
топорщат с ворчанием лучики.
прохожие – мимо усталой колонной,
змеёй, к чудесам не приученной.
«вот этого мне!» – заверну в одеяльце,
пусть юрко за пазухой вертится
и колет ладони, кусает за пальцы —
ручное,
живое
бессмертьице.
«между мной и мраком остался шаг, пусть безглазо…»
между мной и мраком остался шаг, пусть безглазо
силится, потроша,
на просвет и высвет в моей душе различить хоть
что-то.
сперва зашей, на живую нить прихвати,
заштопай —
всё давно разодрано в лоскуты, если кто и может,
то только ты
вправить вывих этот, проклятый крен,
что монетка, вставшая на ребре, – этот миг
до шага, почти-почти.
нарезает сердце мне на ломти нестерпимо
колющий злой сюжет
о волшебном счастье – его и нет,
он пророс корнями, как борщевик, —
о вот-вот подаренной нам любви, воробьином
трепете несудьбы,
не смотри под ноги, ах, если бы точно знать, куда
мне – есть два пути:
потерять опору и не найти, камнем кануть
в жаждущий антрацит.
примет пропасть в вечные чернецы.
или знать, что с шорохом за спиной разрывают
звёздное полотно, расправляясь, чёрные два
крыла, раскаляя тёмное добела.
небо не бездонно – в моё окно полумесяц метит
веретено, мимо рюмок лунное льёт вино.
полетаем,