насильно.
– Я не знаю, что рассказала тебе Мари, но считаю, что ты имеешь право знать правду. После всего, что между вами было, – упрямо продолжает она. – По-хорошему она сама должна бы рассказать тебе. Но у неё шок, и она стыдится говорить с тобой об этом. Пока. А исправлять все свои недомолвки, боюсь, вы замучаетесь. Я расскажу тебе кратко, а ты уже сам решай, как быть дальше.
Я вовсе не уверен, что хочу услышать эту историю, но выбора она мне не оставляет. Её следующие слова бьют наотмашь.
– Мари похитили в пустыне. Отдали в наложницы молодому парнишке. Помнишь, мы говорили, про яхту сына Арафата? Ему, – вскидываюсь со злостью. Желание набить кому-то морду просто нестерпимое. Хелен, в надежде успокоить, кладёт ладонь на сжатый кулак. – Дослушай. Она смогла договориться с этим мальчиком, ты же знаешь Мари, она кого угодно уболтает. Он не трогал её. Сначала. Но постоянно пытался затащить в постель. Когда понял, что у него ничего не выходит, подсуетился с теми статьями, помнишь? – я киваю. Так вот откуда растут ноги у той заказухи. Представляю, что подумала Мари, когда увидела фотографии. Хелен же рассказывает дальше. – Не думай, что Мари сразу бросилась к нему из мести. Моя девочка не такая. Ему понадобился не один месяц, чтобы уломать её. Но в итоге он, к сожалению, добился своего, Алекс. Знаю, что тебе тяжело с этим смириться, тем не менее, прошу, подумай о том, что она была совсем одна, в плену. В стране, где женщина не имеет никаких прав. Её сломали морально. Я думаю, что слова Мари о любви к этому мальчику не что иное, как стокгольмский синдром. Мы сейчас заберём её в Кио, найдём хорошего психолога. А ты пока подумай, сможешь ли ты принять её после всего произошедшего. Она любит тебя, Алекс. Вырвалась оттуда только благодаря этой любви. Заметь, не осталась с ним, хотя могла бы.
Я сижу пришибленный её рассказом. Не знаю, что буду делать со всем навалившимся дерьмом теперь, но в одном уверен – я благодарен Хелен за этот разговор. Он даёт надежду.
Прощаюсь с ней тепло, спускаюсь в свою машину и долго сижу под окнами гостиницы, собирая в кучу разбегающиеся мысли. Стокгольмский синдром, я слышал о нём, но сейчас залезаю в сеть, чтобы узнать больше. Может ли это быть правдой? Ведь синдром выживания заложника, как его ещё называют, не ментальное расстройство, всего лишь механизм психологической защиты. Могла ли всегда такая уверенная в себе и склонная мыслить рационально Мари отреагировать на похищение подобным образом? Или она осознанно отдалась ему, желая таким образом выторговать свободу? Или, самый паршивый вариант, действительно влюбилась в этого ублюдка? Вопросов больше, чем ответов. И никто, кроме самой Мари, не знает правды. Появляется слабая надежда, что она просто стыдится сделанного, но всё так же любит меня. Ведь целовала сегодня совершенно искренне. Только это не отменяет сам факт измены. Голова вот-вот лопнет от переполняющих её противоречивых дум. Надо ехать домой. Спокойной ночи, принцесса.
4
МАРИ
Как только за Алексом закрывается дверь, в комнате становится нечем дышать. Почему правильный выбор всегда такой сложный? Забираюсь с ногами на окно,