что замышляют англо-французы, но все видели, как много воинских команд лихо, с песнями, барабанным боем, с оркестрами музыки, проходят по улицам, как везут с грохотом и гиканьем орудия, все гуще устанавливая их там, по редутам, люнетам, на бастионах оборонительной линии.
К пушечной пальбе уже привыкли, потому что не проходило дня, чтобы суда противника не завязывали перестрелки с фортами. Пальба эта тянулась обыкновенно с полчаса и кончалась ничем. Только один снаряд из дальнобойного орудия с небольшой неприятельской шхуны разорвался на одном из фортов и ранил тяжело двух артиллеристов… Но шхуна эта ушла и на другой день не появилась. Юный Виктор Зарубин горячо уверял мать, что шхуна и вообще не появится больше, что ей «здорово всыпали из наших дальнобойных орудий».
Раза два заходил Дебу, – теперь в унтер-офицерской форме, явный защитник Севастополя.
– Арсенал наш, – говорил он старику Зарубину, – кажется, совершенно неистощим! Оттуда все черпают-черпают без конца снаряды, лафеты, станки, орудия, дистанционные трубки, ядра и прочее, прочее… Надо отдать справедливость начальству: заготовило оно всего на порядочную войну!
Союзникам придется довольно туго – это теперь ясно.
– Ага! Вот видите!.. Да… вот! – капитан от этих слов начинал сиять и постукивать в пол своей палкой. – Отчалят!.. Я вам говорю: от-чалят!.. Они отчалят!..
– Было бы очень хорошо – лучше не надо и для нас и для них тоже. Они, конечно, могут заварить бойню, но чего именно этим могут достигнуть? Наскочит коса на камень!
– Наскочит, да!.. И пополам! По-полам! – одушевлялся капитан, приставляя свою палку к здоровому, неконтуженому колену и делая вид, что вот-вот сломает ее пополам.
Капитолине Петровне и Варе, правда, Дебу говорил несколько иначе.
– Каждую ночь ждут штурма, и это очень изнуряет солдат. Чуть что – тревога. Встретились в темноте наши патрульные с патрулем другой части, приняли его за неприятельский, начали перестрелку – сразу весь гарнизон поднялся на ноги: штурм! А днем выспаться некогда – все люди работают до упаду. Это может кончиться тем, что, когда действительно начнется штурм, люди наши будут спать как убитые, и по их телам союзники в полчаса дойдут до Малой Офицерской… тут я закрываю глаза, чтобы не видеть картин ужаснейших! Напрасно вы не уехали, Капитолина Петровна, хотя я думаю, что вы уже собираетесь все-таки. Все бегут! Пока есть еще время, бегите-ка и вы!
– С одной стороны, вы правы, конечно: все бегут – значит, и нам надо, – с другой стороны… – раздумчиво тянула Капитолина Петровна, глядя не на него, а на изогнутую ножку старого, еще екатерининской поры дивана.
Варя же, переплеснув по привычке тяжелую косу с плеча на плечо, отзывалась более решительно:
– Совсем не все бегут из Севастополя! Вот Елизавета Михайловна не уехала же в Симферополь… Даже еще и в сражении на Алме была, где вы не были!
Дебу знал Елизавету Михайловну Хлапонину, соседку Зарубиных, жену батарейного