ложбинки на сухой островок, сел, ощупал себя. Кроме двух-трех незначительных царапин, он ничего не обнаружил, а вот то, что он оружие потерял – было худо. Хотя не все потеряно – за поясом у него оставался охотничий тесак, за голенищем сапога был спрятан нож. Свенельд невольно перевел дыхание, когда нащупал их рукояти. Без доброго булата было бы совсем скверно.
Свенельд стал озираться, пытаясь определить, куда занесло его рогатое чудище, и ему совсем не понравилось то, что он увидел.
Болота, огромные бесконечные болота. Уже смеркалось, и кругом, куда ни кинь взгляд, – только плоские кочки, заросшие сухим камышом и голым кустарником, а между ними – черная жижа болот. Пахло сыростью и болотным торфом. Слабо стелилась туманная дымка, за которой выступали остовы деревьев – сухие, мертвые и белесые, как кость.
И все же Свенельд решил двигаться. Нащупывал в полутьме ногой твердую почву и делал осторожный шаг. Уйти отсюда было необходимо. Варяг нутром чуял, каким опасным является это место. В туманной зыби то и дело чудились какие-то подозрительные шорохи и скрипы. Свенельду невольно вспомнились рассказы о жутком и колдовском: о бродячих деревьях, норовящих разорвать на куски незадачливого путника, об утопленниках, наблюдающих за живыми и ждущих момента, чтобы утащить их в трясины, о других болотных страхах… Один раз ему даже показалось, что коряга, мимо которой он прошел, со скрипом потянулась за ним, в другой раз во мраке померещилось, что из заводи на него кто-то пристально смотрит, даже вода колыхнулась словно со вздохом, но он переступил и пошел дальше. Старался внушить себе, что все это ему только кажется, но после всего происшедшего за последние дни он готов был поверить во что угодно. Однако поверить – значило упасть духом. И варяг, сжимая костяную рукоять ножа, стал тихо напевать, чтобы приободрить себя:
Ой, уеду я в дали дальние,
За степную ширь, за ясен рассвет…
Но где теперь те степи привольные, куда он ходил в молодецкий дозор? Как хотелось ему оказаться в чистом поле, да на вольном ветру! Угораздило же его принять пост посадника в диком древлянском краю, где невесть что творится. А ведь, поди ж, гордился до сих пор своим высоким званием посадника.
Вновь что-то скрипнуло и булькнуло, один раз Свенельд даже различил человеческий голос: словно издали позвали его по имени. И тут же зашептало, зазвало кругом:
– Свенельд… Свенельд…
Старухи рассказывали, что нет ничего хуже, как обернуться на такой вот зов. Вмиг нечисть болотная накинется, утащит…
Тут Свенельд едва не вскрикнул. Показалось, что кто-то из воды хочет схватить его за голенище сапога. Он крутанулся, отскочил на сухую кочку – а ведь и впрямь ушла под воду бледная когтистая лапа.
– Тьфу ты нечисть!..
Он испытывал жгучее желание бежать отсюда неведомо куда. Еле сдержал себя. Поддаться страху в лихом месте – непременно накликать на себя беду. Пока человек не боится – он еще в силе. И варяг вновь стал напевать:
Ой,