и чайником. Еще, кажется, были конфеты. Тонечке очень хотелось есть.
Должно быть, есть конфеты в этом кабинете не полагается, и держат их исключительно для посетителей, но она съест! Возьмет и съест… две! Она же и впрямь посетитель!
Голодный.
– Он звонил, это правда, – сказала Зоя, когда за секретаршей закрылась дверь. – Мы разошлись, но он был абсолютно уверен, что его проблемы как были, так и остались моими. Он не хотел ничем заниматься, кроме… творчества. Никогда.
Тонечка слушала очень внимательно.
– И вы решали его проблемы?
– По привычке. Мы прожили вместе лет пятнадцать, за это время вырабатываются вполне устойчивые привычки.
Тонечка отлично знала про «устойчивые привычки» и про то, как они вырабатываются!.. После смерти мужа она много лет прятала прикупленную на Новый год бутылку шампанского так, что ее потом никто не мог найти, даже она сама.
– Ему в голову не приходило, что мы разойдемся и тогда он станет жить без всякого моего участия. Меня это забавляло. Я ему даже как-то сказала об этом! Но он не очень понял, что я имею в виду. Он считал себя гением, а гения нужно беречь, ухаживать, обслуживать, выслушивать. Гению можно все, а посредственности ничего. В нашем союзе посредственностью была я, а он только творил. И ему нужны были эмоции – понятное дело, на стороне. И поддержка – ясное дело, моя. Кто, кроме меня, стал бы его поддерживать!..
Тонечка уставилась на собеседницу.
Ее собственный муж был точно таким же!
Он страдал без причины, рыдал без повода, врал без зазрения совести, скандалил без удержу.
«Я же писатель! – кричал он и швырял в Тонечку первым, что подворачивалось под руку. – Мне нужны эмоции! Я должен дышать, понимаешь?! Я задыхаюсь в неволе, а ты все хочешь, чтобы я сидел в тюрьме, возле твоей юбки! Где мне взять эмоции?! Ты же ничего, ничего мне не даешь! Ты забираешь даже те, что еще есть, последние остатки!»
Эти «последние остатки» Тонечку просто убивали!..
– Самое интересное, – вдруг громко и удивленно сказала Зоя, – что я всерьез считала его гением! Представляете? То есть я смотрела его фильмы и понимала – вот гениальный фильм! Столько лет! Вы видели, что он снимал?
– Видела, – осторожно призналась Тонечка. – Всякую ерунду он снимал.
– А мне понадобилось пятнадцать лет, чтобы это понять! Должно быть, я на самом деле посредственность!
– Должно быть, вы на самом деле его любили, – сказала Тонечка. – Можно я конфету съем?
– Сколько хотите! Вы на машине? Может, коньяку выпьем?
Тонечка, запихав конфету за щеку, промычала, что с удовольствием выпьет коньяку.
Зоя принесла хрустальные стаканы, пузатую бутылку и налила – прилично.
– Упокой, Господи, душу раба твоего Василия, – скороговоркой выговорила она и глотнула. – Жил черт-те как и умер тоже по-дурацки.
– Это точно, – согласилась Тонечка. – А почему вы с ним не развелись, Зоя?
– Зачем?
– Не знаю. Так положено.
– Мне разводиться было лень, а его все устраивало. Ему было удобно, что он женатый человек со штампом в паспорте.