на плечи сереньком пиджачке. В школе его за глаза называли Бетховеном, за сходство с портретом кисти Штилера, где несчастный гений корпит над «Торжественной мессой». Однажды, к греховной радости коллег и учеников, он подхватил евстахиит на оба уха – ходил полуглухой на работу, долго лечился; с тех пор прозвище закрепилось за ним бесповоротно. Не хватало только композиторского дара. Он, конечно, сочинял, но особых успехов не добился, разве кое-что из последнего получило неожиданно хвалебные отзывы от коллег. На радостях загорелся издать обучающую книгу с нотами собственных творений, и уже успел придумал название: «Шкатулка ценностей всей жизни».
* * *
– Неужели понравилось? – с напускным удивлением спросил Шумилов, кивая на ученика.
Сашка сделал вид что не расслышал, повернулся к двери и аккуратно прикрыл, оставив небольшую щелочку.
– Превосходную прелюдию не испортить неважнецкой техникой, – несколько самодовольно продолжил Шумилов.
– У него еще всё впереди – обязательно научится. Да и не так он плох: волнуется просто.
– Чего это с тобой, Александр? Не ты ли так горазд поносить посредственность?
– Вы коверкаете мои слова, – вполголоса ответил Сашка, – нет ничего дурного в том, чтобы быть таковым, – в конце концов это природа, но не всегда неизбежность. Хуже всего – этого не замечать.
– Ну хорошо, хорошо, – ухмыльнулся Шумилов, – это в тебе бурлит стремление к идеалу во всем. Умываю руки!
– Без такого стремления не бывает настоящего искусства.
– Как скажешь, – окончательно сдался Шумилов, – вот только некогда нам совершенствоваться: концерт на носу. А у меня таких ого-го сколько, – добавил он, кивая на дверь, – а публика серьезная обещается. Из мэрии будут, чиновник высокопоставленный явиться – Шумана большой поклонник, так что некогда… Дарований у нас, конечно, хватает; но не то, чтобы прямо блеск, всё больше так: comme si comme sa.
Из соседнего кабинета вышел пасмурный ученик; хлопнул дверью и проковылял мимо, не замечая никого вокруг. В руках он нес чехол с гитарой – на вид вдвое больше него самого.
– Гляди-ка! Идет не здоровается даже. Воспитание! – недовольно отметил Шумилов.
– Лето на дворе – детям гулять хочется, а не прелюдии штудировать.
– Дело добровольное – никого не заставляем, а раз вызвался на концерте выступать – будь добр.
– Думаю дело тут совсем в другом. Никогда не мог понять – отчего родители порой так жестоки к своим детям?
– Ты о чем? – изумился Шумилов.
– Я бы еще мог принять бесполезные глупости навроде школы скорочтения или уроки актерского мастерства для дошкольников, но заставлять детей заниматься музыкой против воли – верх жестокости.
– Ну, – понимающе протянул Шумилов, – и такое в родительской среде не редкость. Но и дети, если так можно выразиться, нестабильный элемент. Сегодня на гитаре играть загорелся, а завтра ему игры компьютерные