не только Айдана беспокоили ланцигские дела. Вальтер то и дело подлавливал кого-нибудь, чтобы поговорить наедине – и все вскоре начали догадываться, что рыцарь не просто так примкнул к отряду, а по герцогскому велению расследует убийство ааренданнца, дабы голову душегуба выдать альвестскому дознавателю и тем купить его снисхождение. Подробности некоторых бесед очень скоро становились общим достоянием, – например, все каким-то образом узнали, что у Шаана на значке не ворон, как у всех гевинтерских инквизиторов, а чайка – и, стало быть, он не тутошний, а из само́й Альдонии, великого южного города, расположенного на берегу Срединного моря у самых границ Гевинтера. Обломав зубы об Этельфледино молчание, Вальтер отыгрался на Годфруа. Тот сперва всерьёз поверил в россказни о строгих обычаях Северной Марки, которые запрещают женщине путешествовать в компании кого-либо, кроме лишь близких родственников или особо уполномоченных людей – и очень забеспокоился, начал рассказывать, как они с ней познакомились в Аррекьо, совать Вальтеру текст договора и, пока рыцарь читал, даже шёпотом осведомился у Айдана, можно ли как-нибудь понарошку обвенчать их с Этельфледой – причём желательно так, чтобы она ничего не узнала. Когда Шаан ему сказал, что Вальтер всё придумал, чуть не дошло до поединка – к счастью, Годфруа слишком боялся, что его госпожа узнает, сколько всего он разболтал рыцарю, и предпочёл помириться.
Айдан с трепетом ждал собственного допроса и, как ему казалось, недурно отполировал враньё, но Вальтер, подсев к нему на привале, стал совсем даже не про Бернхарда спрашивать, а про тонкости ритуалов, и до того удачно изображал любознательного простеца, что монах расслабился и дал себя увлечь в дебри практической теологии. Когда дошло до свадебных обрядов, он почти посыпался – в монастыре-то немного практики! – но ловко вывернулся, спросив, о каком браке речь – первом или повторном – на что рыцарь беззаботно брякнул: «Да какая разница?» – и Айдан захлопнул капкан, с притворным гневом обвинив его в приравнивании первого, настоящего брака, к повторному, который не более чем прикрытие для блуда. Вальтер хохотнул и объявил, что монах парень что надо. Они расстались на дружеской ноте, а хронист почти открыто пялился на Этельфледу, гадая, заметила ли она его победу и надеясь на ответный взгляд – но куда там. Впрочем, рыцаря он теперь уже не так боялся и, когда тот спросил немного погодя, не шатался ли кто-нибудь подозрительный возле монастыря в вечер перед смертью мастера Бернхарда. Айдан рискнул рассказать ему про ночной поход старика в трактир, но о проклятье Дейермера умолчал, конечно же. Вальтер сперва призадумался, но потом сказал, что ааренданнец к тому времени уже, наверное, валялся в переулке – и больше не мучил хрониста.
В целом, следующие несколько дней были бедны событиями. Новых сведений о Дейермере или об Ульрихе фон Ланциге уже никто сообщить не мог. В одной из таверн, где останавливались путники, Виллем сыграл в гляделки с проезжим герцогским