два завёрнутых в ткань тела. Старейшины готовили костры. Значит, умерли два человека. Это были две беременные женщины. Обе скоро должны были рожать и ходили перед этим к Гризе, жене шамана. Их родственницы громко плакали, другие стенали, старейшины угрюмо молчали – всё случилось накануне вечером, буквально перед самым возвращением охотников.
Богдану показалось подозрительным, что у беременных была температура, они были горячими, как говорили плачущие родственники, жалуясь шаману и вождю. Ночью несчастные начали общаться с духами, их речь стала бессвязной, они потели, тяжело дышали и смотрели безумными глазами в пустоту. Всё это было похоже на заражение какой-то инфекцией, но больше в племени никто не заболел, хотя вокруг двух беременных постоянно находилось много людей.
– Мы не можем проводить праздник до следующего полнолуния, – сказал вождь, обращаясь к старейшинам.
– Сколько охотников вернулось? – прокряхтел кто-то из седовласых стариков. Он задавал этот вопрос не просто так.
– Все.
– О-о… – с удивлением и тайным пониманием выдохнули старейшины. Для них всё стало ясно. – Духи леса взяли их жизни. Они ушли вместо них, – со знающим видом заключил самый главный из них, Тоэхай. Вождь повернулся к шаману.
– Надо готовиться к обряду очищения. Иди, собери всё что нужно, и приходи к моему гэру.
– Духи леса не взяли охотников. В этом году никто не умер. Они взяли души женщин и детей, – трагично произнёс Дзэтай. Баргуджин ничего не ответил. Словами здесь было не помочь. Он оставил охотников и родственников горевать у тел, и направился к своему жилищу. Шаман медленно побрёл в сопровождении сына и чужака к спуску. Теперь Дзэтаю предстояло провести два дня в гэрах этих женщин, сжигая в костре горькие травы. Ещё он должен был просить духов леса не забирать жизни других соплеменников.
Это был тяжёлый обряд, который требовал много сил, а их у бедного шамана уже не осталось. Он и так почти не спал несколько ночей во время посвящения.
Они подходили к холомо, когда Дзэтай вдруг остановился и замер. Тускул тоже напрягся, посмотрев в сторону натянутых шкур и торчащих палок. Над отверстием не было дыма, и полог, обычно открытый в такую жару, был наглухо закрыт. Солнце висело в самом центре небосклона. Они поспешили вперёд, и их напряжение передалось Богдану. Даже у него тряслись руки, когда они пытались развязать кожаные ремешки, удерживающие изнутри длинную шкуру. Полог был закреплён очень надёжно.
– Гриза! – громко позвал шаман. Тишина только усилила нервное напряжение, и Дзэтай, споткнувшись о лежавшую у входа палку, упал на колени. Богдан с Тускулом сумели засунуть руки под полог и найти места креплений. Через несколько мгновений шкура отлетела в сторону, и внутрь ворвался яркий солнечный свет. Богдан поймал себя на мысли, что узкая полоска напоминает ему луч прожектора, но испуганный вид Тускула заставил сразу забыть об этом. Шаман продолжал сидеть у входа, что-то бормоча посиневшими губами. Он не решался войти. Тускул, его