в спину так, что я передвигался короткими перебежками. Позднее, подстрелив всё-таки несколько уток, я сильно продрог и пошёл обратно к станции навстречу ветру, так мне, чтобы преодолеть сопротивление воздушного потока, пришлось брести, сильно наклонившись вперёд, как бы падая – вот такой силы был напор урагана.
В эту «моряну» на Чернях во время промысла погибло много охотников, тех, кого застал самый сильный шквал на одиннадцатые сутки ночью, когда они ночевали, как обычно, на скирдах сена. В тот раз под напором ветра пришёл такой вал воды, что поднял скирды, и буря погнала их вглубь суши прочь от берега. Волны и ветер разрывали смётанное сено в клочья, и ребята тонули, не доставая ногами до твёрдой почвы. Некоторые же старые опытные охотники спаслись благодаря тому, что не стали прятаться от ветра за скирду, наоборот, когда шквал начинал рвать её с морской стороны, они на этой стороне втыкали ружья в сено и сами садились или ложились в него, не давая урагану разрушить плотную часть массива. В результате их успевало вынести подальше от берега, туда, где уже было помельче, и они потом выходили на сухое место кто по пояс в морской воде, а кто и по плечи.
В ту ночь было выгнано и выброшено на берег много баркасов с рыбаками, ведь в это время шла осенняя путина, а на двенадцатый день наводнения, когда ветер стих, вода сразу отошла назад в море, и эти баркасы оказались на суше, иные совсем далеко от берега, где на десять километров, а где и на все пятнадцать.
Недели через полторы после наводнения, когда вода ушла, а железнодорожные пути отремонтировали, я поехал на охоту на это побережье в компании с другими охотниками. От разъезда, где делал остановку утренний рабочий поезд, на котором мы приехали, до взморья нужно было идти пешком двенадцать километров, и пока мы гурьбой брели по полю, один из моих товарищей, оказавшийся проворнее других, подстрелил енота, который подвернулся под выстрел. Нет, не того енота, который полоскун, мы все хорошо знаем этого полосатого симпатягу, а его дальнего дикого родственника, что водится в наших краях, лохматого приземистого зверя с лисьей мордой, которого ценят за тёплый мех, енотовидной собакой называют его зоологи. Мы вдвоём напеременку несли эту добычу до места, но не до самого берега, а до ближайшего баркаса, выброшенного недавним штормом на сушу и стоявшего вдалеке от воды. Наша компания заняла этот баркас под постой, мы сгрузили в нём рюкзаки с лишними вещами и после этого пошли уже на побережье, взяв с собой только ружья и боеприпасы.
Охота в тот день выдалась неважная, хотя дичи вокруг было очень много: если где-то в стороне, случалось, поднимался на крыло утиный табун, то этим он создавал такой гул, как будто взлетал реактивный самолёт, и поднимался при этом не табун, а туча птицы количеством в многие тысячи штук, а чуть дальше в море стоял не смолкавший шум и гогот гуся, которого тоже было великое множество – завидная и весьма нечастая добыча охотника, которому редко удаётся подкрасться на выстрел к этой осторожной и чуткой птице. Мне самому за всю жизнь довелось лишь дважды побывать на гусиной охоте, оба этих