какую я принесу в дом. Сам же я в это время обгладывал косточки жареных перепелов, с видом знатока рассуждая о том, что иная птица, даже та, какую упоминала моя разлюбезная супруга, будет голодному человеку, пожалуй, нисколько и не хуже сегодняшнего моего деликатеса. А ещё сказал ей, что жена охотника должна есть всё, что муж сумеет добыть на охоте – так было всегда!
– А вот скажу я вам, мои братки, одну историю таку забавну, которая, как люди бают, на самом деле-то случилась в свете белом, хоть и поверить в неё трудно дюже, – начал неспешный разговор Потапыч, здешний егерь самочинный, записной знаток угодий и удачливых охотничьих мест, коих в окрестностях деревеньки Бубунькино было искони изрядное количество, известных, однако, сугубо посвящённым.
Трое охотников уже не один час бродили по окрестным перелескам и рощицам, а теперь, притомившись, решили устроить себе привал мимолётный. Добыча их сегодня была небогата: два рябчика-красавчика да заяц-побегаец, но, известно, не столько добычи изобильной ищет охотник по лугам да урочищам, а более азарта и удачи ветреной, а также свойского откровенного общения с братом-охотником у костерка или вот так, как нынче, на скоротечном привале у кудрявой опушки светлой солнечной рощи.
Один из троих был местный житель, тот самый Потапыч, острослов бубунькинский, трудившийся уже который год сторожем в здешнем отделении колхоза-миллионера имени Рабиндраната Тагора, другой, Михалычем его кликали, тот нонешний день по случаю из района приехал, служил он в правлении того же сельхозпредприятия счетоводом, вёл учёт его миллионам, вот только оба они сегодня не столько охотились сами, почти не снимая с плеч свои старенькие однокурковые переломки, сколь сопровождали третьего охотника, приезжего городского человека, которого и привёз в эти заветные угодья по искреннему бездорожью на старенькой разбитой «Ниве» Михалыч – то и был его случай.
Городской гость приезжал по знакомому следу в эти края на открытие охотничьего сезона уж не первый год дабы вволю пострелять на безлюдье из дорогого аглицкого ружьишка, маленько подрасправить здесь, на воле вольной, крылья шелкопёрые, дресс-кодом в городе примятые, расталдыкнуть душу свою сокровенную на просторах бескрайних, побаловать телеса белые банькой душистой деревенской да ослобонить маленько уши с языком, бескостным от роду, закисшие занудным докучливым контентом, заполонившим постылые офисы с конференцзалами… ну и пышно отблагодарить опосля всего под диковинные столичные угощения деревенских своих приятелей, составлявших ему компанию и организовывавших отдых и усладу бесценную уж не в первый раз.
– Ты, Иван Сергеич, для нас гость желанный, – говаривал ему, бывало, за отходной чаркой коллекционного бренди Михалыч, – коль будет настроение такое, так ты к нам без церемоний… Да хоть и зимой пожалуй – следы звериные по свежей пороше попытать спозаранку так славно бывает!..
Привал троих охотников продолжался уж которую минуту, никто не считал, потому как он