Эти ребята, – Миша махнул рукой в сторону кабинетов. – Они тебе могут волчий билет выписать, а в нашем городище вряд ли найдешь работу с такими характеристиками. Точно тебе говорю, сам проходил. Ты молодой, тебе жениться надо, а не с ветряными мельницами бороться.
– Ты говоришь, как моя мама, – улыбнулся Марат, понимая дружеский совет товарища.
– А твоя мама мудрый человек, а уж какие она печет пироги! – да!
– Я ей передавал твои похвалы. Не забыл, что ты обещал в гости к нам?
– Нет, как договаривались, припремся всем нашим семейством. Моя жена так обрадовалась, что я не на рыбалку еду. Кстати, поедем сегодня?
– Да что-то не хочется. Холодно же.
– Да ладно тебе, на пару часиков и по домам, а?
– Ну уговорил, уговорил.
После смены они двинулись в сторону незамерзающей поймы, каждый на своей машине, Миша гнал впереди на новенькой Гранте, а Марат с трудом поспевал за ним, не желая насиловать в мороз отцовскую Ниву. Быстро выскочив из города, машины буквально потерялись в широте белых полей с узкой дорогой, идущей вдоль реки.
Как у каждого второго в городе, у них в багажнике было все для рыбалки, которая могла начаться в любое время года, в любую погоду. Половина рыбаков также имела дома охотничье ружье, с разрешением или без него.
После часа на ледяной стуже даже Миша согласился, что пора домой, тем более что в багажнике у каждого оказалось с десятка вполне взрослых окуней.
Ветер задувал снег за воротник расстегнутой куртки, пот градом стекал со лба, нависая крупными каплями на бровях, норовя свалиться вниз и залить глаза. Марат смахнул рукавом накатившиеся водяные гроздья, шумно дыша, разгоряченный, он с веселой злостью еще до восхода солнца начал продалбливать периметр для будущего приямка около цеха. Отбойник везли уже несколько часов, и он понимал, что скорее всего никто технику и не заказывал, не желая облегчить его наказание.
Пару раз подходил Миша, настойчиво уводя его на положенный перерыв при работе на улице в мороз в курилку или в слесарку, пить чай, где их тут же находил мастер, с неизменным требованием продолжить «сверхважную» работу.
За четыре полные рабочие смены Марату удалось только на полметра углубиться в замерзшую землю, к пятнице подъехала наконец техника, и они до обеда вместе с шумной бригадой слегка нетрезвых рабочих выкопали глубокий приямок, оставляя его до весны засыпаться снегом.
Он не замечал усталости в пылу азарта, который часто посещал Марата при выполнении любой работы, ему нравилось видеть результат своего труда, но больше всего в жизни он ненавидел бессмысленную работу. Бригадир строителей размашисто махнул рукой и, витиевато матерясь, объяснил ему, что больше половины работ впустую, для отчетности, и не стоит из-за этого сердце рвать, повторяя сказанную и Мишей мудрость, что можно копать, а можно и не копать, начальству виднее, голова же большая.
– Ничего, привыкнешь, – по-дружески похлопал по плечу Марата краснолицый бригадир. – Я после армии горячий был, спорил