как-то подозрительно быстро.
Описывать эту трапезу не буду: те, кто лежал в больнице, и сами никогда подобное не забудут, а если не довелось – все равно не поймут, поскольку это неописуемо.
Вика есть ничего не стала, несмотря на уговоры санитарки, но лекарство, как и в прошлый раз, приняла покорно. Я заметила, что на ее тумбочке появился роскошный во всех смыслах слова букет: некоторые цветы из него я вообще видела впервые в жизни.
– Сумасшедшей красоты цветы, – сказала я, когда мы остались в палате одни. – От одного взгляда на них настроение поднимается.
Ответом мне была легкая гримаска то ли неудовольствия, то ли раздражения.
– Ты бы поела, – предложила я. – Если только лекарства принимать, неизвестно, как мозги отреагируют.
– Сок в тумбочке, – неожиданно четко, хотя и шепотом, отозвалась Вика.
В тумбочке был не только сок, но и всевозможные фрукты, коробка роскошных шоколадных конфет, еще какие-то коробочки. Одна из них показалась мне знакомой – «Рафаэлло». Я решительно вскрыла эту коробочку, сунула одну конфету Вике в рот, потом занялась процедурой наливания сока. Сама же Виктория без моей помощи приняла полусидячее положение и сок выпила с видимым удовольствием.
– Курить хочешь? – спросила я. – Тут у тебя блок шикарных сигарет.
Вика покачала головой.
– Не сейчас. Потом, может быть.
И снова легла, повернувшись лицом к стене. Очень кстати (для нее) как оказалось: щелкнул замок и в палату в сопровождении медсестры вошел мужчина средних лет и средней наружности, белый халат которого был наброшен на милицейскую форму.
– Данилова, к вам пришли!
Ага, значит, Петр Андреевич не просто поболтал с очередной пациенткой, а принял какие-то меры. В смысле, привлек к моему делу внимание правоохранительных органов.
– Майор Степанов, – представился новоприбывший. – Пришел побеседовать с вами о недавних… событиях.
– Спасибо большое, – искренне поблагодарила я.
– Не за что, работа такая. Так в чем проблема, Нина Максимовна?
– Проблема в том, что я не покушалась на свою жизнь, так что психически вполне здорова.
– А волосы зачем спалили?
– Зачем их спалили мне? – уточнила я. – А затем, чтобы раз и навсегда отбить охоту затевать разговор о разводе. Это чисто мужская привилегия, как оказалось.
– То есть волосы вам сжег муж? Я правильно понимаю?
– Абсолютно. Зажег все четыре конфорки и нагнул меня над плитой спиной к огню.
– В заключение «Скорой» написано, что вы были в состоянии…
– Сильного алкогольного опьянения, – устало завершила я уже знакомую фразу. – Только в заключении не сказано, что спиртное мне в рот влили тогда, когда я уже была в шоковом состоянии от страха и боли.
– Вы хотите сказать, что вас напоили силком?
– Не напоили, а напоил. Вполне конкретный человек, мой собственный супруг. Сначала он расправился с моей шевелюрой, а потом соответствующим