хорошо замахнуться, следует отступить, господа. Победителя, сделавшего пару шагов назад, не осудит никто. Никто! Но только если он победитель… Так что, хотим мы, или нет, нам придётся убеждать Филиппа любыми средствами, вплоть до уступок везде, где он пожелает! И со всем смирением, о котором теперь придётся вспомнить, потому что сейчас мы не победители!
Герцог встал.
Не дожидаясь, когда смысл его слов окончательно дойдёт до слушателей, и они начнут, больше по привычке, чем руководствуясь здравым смыслом, возражать и сокрушаться, едва кивнул и быстро пошёл из зала.
Да… Да, да!!! Как ни унизительно, но другого выхода нет!
Филипп Бургундский, конечно же, не забыл обиды на достаточно высокомерный запрет от Бэдфорда взять под свою опеку Орлеан. Не забудет он и тех обвинений, которыми совсем недавно осыпала его английская сторона, обвиняя в предательстве, отводе войск и пособничестве общему врагу! Но, с другой стороны, на все обиды, есть узы родства4, и не только их с Филиппом, а и той части французской знати, которая присягнула английскому королю. В Париже хватает бургундских родственников. И Филипп, который всегда ревностно относился к тому, чтобы подданные были им довольны, от их мнения не отмахнётся… Что ж, он прав – не плюй в колодец… Пример отца многому его научил. К тому же, положение сюзерена обязывает принимать решения с оглядкой на ту реакцию, которую эти решения вызовут у знати его земель, и на те настроения, которым эта самая знать будет подвержена. А настроения создаются легко – главное знать, на какие пружины давить…
Ну, и ещё, кроме всего этого, есть ещё… о, Господи!.. Бэдфорд тяжело вздохнул… Есть ещё Шампань, которую Англия уступит – вынуждена уступить Филиппу – за помощь против этого ничтожного дофина. И перед такой приманкой мало кто устоит!
«Надо послать за Кошоном, – думал герцог, даже в мыслях, словно отдавая приказы. – Пусть проведёт переговоры, у него это должно получиться… И надо убедить Анну написать письмо брату, а потом ещё и сестре Маргарите в Турень… Кажется, муж мадам Маргариты, мессир де Ришемон, слишком сильно желает воевать с нами… Что ж, трёхтысячное бретонское войско оказалось хорошей подпоркой чахлому дофину, и нам сумело изрядно навредить… Может, зря я не дал когда-то герцогу Артюру стать при мне главнокомандующим и вернуть себе титул графа Ричмондского5?.. Не пообещать ли вернуть его снова? За помощь… или за отказ в помощи – тут уж, с какой стороны посмотреть… Но стоит ли?».
Герцог остановился посреди переходной галереи возле окна, за которым небо уже сменяло полуденную яркость на густые закатные оттенки и, задумчиво глядя на угасание очередного дня, отрицательно покачал головой.
Отдать титул?
Ну, не-ет.
Это он сгоряча… По привычке решать всё своими силами. Однако, сейчас нужна не сила. Пришло время дипломатии родственных связей и изворотливости прелатов. Пусть пишут, пускай ездят и убеждают, пусть обещают, в разумных