или ее беременной сестры Лисаветы. «Расчленить и выкинуть в реку нахер», – как порой говорит Радий.
В поисках подобных утешений вялой, мотающейся наркоманской походкой я брожу по городу, куда подскажет мне сердце. Я вглядываюсь в облик каждой мелькнувшей на горизонте девушки. Некоторые образы на миг внушают доверие и надежду, и тогда боль отпускает меня, и я чувствую прилив счастья.
Со стороны я похож на тех странных типов, от которых встречные люди шарахаются в ужасе. Я порой прячусь в круглосуточных массажных салонах, притаившихся в полуподвалах за массивными железными дверьми. Как Орфей, я спускаюсь к Эвридике, когда мальчик-зазывала протягивает мне рекламу стриптиз-клуба «Трибунал», ночного бара «Сайгон» или интим-салона «Бангкок». Массаж воротниковой или какой-нибудь еще зоны еще никому не повредил.
А потом можно засесть до самого утра в караоке-баре или ночном клубе. На дискотеках у диджея, если есть такая возможность, и в караоке я то и дело заказываю песню Ирины Отиевой. Песню, в которой она обещала возвращаться в случайных образах и обликах:
Ты погляди без отчаянья, ты погляди без отчаянья…
Вспыхнет ли, примет ли облик безвестного образа, будто случайного…
Примет ли облик безвестного образа, будто случайного…
Это не сон, это не сон, это вся правда моя, это истина.
Смерть побеждающий вечный закон – это любовь моя.
Так сплю я или нет?
Впрочем, бывают и другие сны, в которых я по-настоящему счастлив. Бывает, приснится, что мы снова вместе с Мелиссой, и она даже знакомит меня со своей мамой и своей сестрой, вводит в семейный круг, а это значит, что скоро возможны свадьба и счастье.
И тогда я бегу прочь из ночных клубов, бегу прочь, вспоминая, как мы бежали к этнографическому музею, как она брякалась на колени у картин Пикассо или Писсаро в Эрмитаже, где все пространство разобрано на клетки и точки, на мельчайшие частицы… Как мы, запрокинув головы, смотрели на светящиеся в лучах кинопроектора пылинки, словно в планетарии за хаотичным движением больших и малых планет. Мы специально на некоторых фильмах не глядели на экран, а искали смыслы в каких-то второстепенных вещах, а если говорить честно – друг в друге.
– Ты только допусти, – пыталась убедить меня Мелисса, – что мое «я» – всего лишь пылинка, однодневная моль в океане распада. Так стоит ли ревновать и мучить себя из-за такой мелочи? Стоит ли тешить эго властью надо мной? Заметь, ложное эго, потому что над всем властны лишь звезды и только им все подчиняется. И если нам суждено быть вместе, то мы непременно будем, а если нет, то не обессудь…
– Постой, ты только что назвала себя молью? И ты хочешь, чтоб я воспринимал твои слова всерьез?
Я слушал Мелиссу и улыбался, думая, что она такими высокопарными фразами набивает себе цену, пускает пыль в глаза, надувает щеки. Я вспомнил, как мы хохотали всю ночь, потому что она смешно надувала щеки и живот, изображая бегемотика,