косится Филипп Карлович.
– Чувак, ты о чем?
– Да твой отец так сказал о ваших с Даниилом любовных увлечениях.
– И часто он говорит о борделе? – усмехнулся Ренат, в кровь расчесывая запястье под манжетами, держащихся на необычных запонках.
– Не знаю, – пожал плечами Марат. – Я слышал лишь однажды, но мне понравилось.
– Чудесно. Тогда вступай в наши ряды, чтобы не просто так осуждали.
Свет погас, все активно зааплодировали, приветствуя седого и кудрявого дирижера. После заиграла музыка, от нее мурашки страстной волной разлились по коже. Занавес переливался разными цветами благодаря игре прожекторов в такт живой музыке; из желтого складки занавеса превращались в зеленые, из красного – в синий, рябили при интригующей мелодии, вспыхивали оранжевым при каждом бое барабанов и тарелок.
Оперетта на немецком языке была поистине удивительным зрелищем, оставила вдохновляющее впечатление, после чего чувствовалась какая-то особенная чистота и легкость. Шлоссеры-старшие всю обратную дорогу и время подготовки к ужину, не смолкая, говорили исключительно на немецком, будто бы не хотели то ли забывать свои корни, то ли их так и не отпустило действие на сцене.
Они ужинали, обсуждали оперетту, пили, смеялись, слушали музыку, фотографировались около новогодней елки, играли в снежки и на время забыли об острых конфликтах. Так могло казаться лишь со стороны. Однако на самом деле за каждой улыбкой и дружеским толчком в плечо после удачной шутки прятались тихая обида и свирепая злость, которые пока занимали выжидательную позицию. За каждым галантным жестом таился подтекст презрения и ненависти, в каждой фразе скрывались ложь и лицемерие, в молчании зарылось зло.
Филипп Карлович сидел во главе стола, изредка выходил на балкон, смотрел на все сверху вниз, беседуя с собой. Он старательно искал ответы на все волнующие его вопросы, однако нигде не мигал даже блеклый огонек верного пути к нормальной (или хотя бы прежней) жизни. И взирая на все сверху, будто бы Бог наблюдал за тем, что сотворил, он понял, что это не уютное гнездышко, где когда-то выкормили птенцов, вырастили, научили летать и выпустили их на волю, всегда с радостью ожидая их возвращения. Нет, то не теплое и уютное гнездышко, это холодный клубок змей.
И в этот момент Филипп Карлович понял, что его решение было верным, отступать нельзя. Семья – это святое.
Ближе к утру все разместились в гостевых спальнях.
Завтрак следующего дня подали поздно. Все выспались и лениво спускались в столовую. Ренат страдал жутким похмельем, залпом выпивая один стакан воды за другим, периодически намереваясь постоять у окна, подышать свежем воздухом, но у него моментально начинала кружиться голова. Ангелина с Даниилом спустились позже всех.
На столе стояли сырники, присыпанные сахарной пудрой, которые любил исключительно Марат, омлет из брокколи, манная каша на кокосовом молоке,