да-мой… в дом давай превраща… пренейросетивайся, – Ин косо посмотрела на Ни, – пренейросечивайся… а то как бы не забрали…
Дом сам не понял, что с ним случилось, как он стал домом в два этажа с чердаком, сочетающим в себе верность традициям и новейшие технологии…
– Я был мальчиком? – спросил Дом.
– Был, был… – кивнула Ин, – давно это было… Ты, наверное, наш первый дом… то есть, мальчик… которого мы спасли…
– От этих? – догадался Дом, – от этих, да?
– От этих, от этих… Если бы не мы, ты бы вообще сейчас истребителем летал где-нибудь нигде там, под облаками… чего вау, чего вау, понравилось бы дома сжигать и самому сгореть? Вот то-то же, вау ему… Так что никому, молчок…
– А… а это давно было? – не мог уняться дом.
– Ну как… вроде недавно, а вроде вся вечность прошла…
– А как тогда было?
– Ну… – Ин снова смутилась, – вроде все так же, а вроде все наоборот… города… вот как люди друг к другу в гости ходили, вот так тогда города друг к другу в гости ходили… Чай пить…
– …А теперь?
– А теперь города друг на друга боевые самолеты насылают…
– …а зачем? – не понял Дом.
– Это ты у Системы спроси, зачем… А тогда все вместе
Ин смущается, пытается вспомнить, что именно – вместе, то ли стихи вместе писали, то ли картины, то ли… то ли вообще неважно, что, главное – вместе…
– А… а вы мне покажете, как вы там детей превращаете в дома, и обратно?
– Что, снова хочешь мальчиком стать?
– Ну… иногда… когда никто не видит… тихонечко-тихонечко…
Дом стал терпеливо учиться превращаться и превращать, и так же терпеливо не говорить слово – «Превращаться», потому что надо было говорить что-то про нейросети, нет, не те сети, которые бросает хозяин в подтаявшую реку, а другие…
По вечерам дом и другие ненастоящие дома потихоньку превращались в мальчиков и девочек, играли в снегу, лазали на крыши гаражей, лепили снежные крепости, что за дети, домой не загонишь, вернее, в дома…
…дети! Домой! Домой!
Тогда так и не поняли, кто это закричал, Ни, Ин, или Вранова, или все вместе, или каждый по отдельности, или как. Дети бросились врассыпную, кто-то уже на ходу превращался в дом, и это было удивительное зрелище, как чья-то голова превращалась в мансарду, плечи покрывались черепицей, сапожки изгибались в ступени крыльца, а на груди проступали окна с уже загоревшимися в них вечерними огоньками. Машина с эмблемами Системы затормозила на краю поселка, люди в форме высматривали бегущих детей…
– Шафка, беги! – закричала Ин, тут же спохватилась, как неудачно получилось это «Шафка» – Шафран ведь, Шафран, а тут назвала Шафрана какой-то собачьей кличкой, выдумала тоже…
Шафран бросился было в конец улицы, где обычно стоял в облике дома, и… внезапно застыл, развернулся и зашагал по снегу к людям в форме, все больше ускоряя шаг.
– Шаф!