мне думскую справку о росте потребления вина, на что я ему заметил, что в самой Думе эта справка вызвала критику, так как она содержит в себе, одни абсолютные цифры и не считается с ростом населения, а если внести эту поправку, то окажется, что душевое потребление не растет, а падает и что Россия занимает чуть ли не последнее место среди всех государств по потреблению алкоголя всех видов. Мое объяснение не встретило никаких возражений, граф Витте сказал мне только на прощанье, что по возвращении из-за границы он познакомит меня с его проектом и заранее обещает, что не предпримет ничего, не войдя со мною в соглашение обо всем. „Вы знаете, как люблю и уважаю я вас, и не от меня же встретите вы какие-либо затруднения в несении вашего тяжелого креста. Подумайте только, что могло бы быть у нас, если бы на вашем месте не сидел такой благоразумный человек, как вы. Я всегда и всем твержу эту истину, в особенности, когда слышу, что вас критикуют за то, что вы скупы и слишком бережете казенные деньги“. На этом мы расстались и больше не возвращались к этому вопросу до самого начала прений в Государственном совете»[41].
Но на заседании Государственного совета произошел форменный скандал и устроил его С.Ю. Витте: «По возвращении моем и графа Витте в Петербург мы не виделись с ним ни разу до дня заседания. Я дважды звонил по телефону, спрашивая его, когда он ознакомит меня, как он обещал, с своим проектом, но получил в ответ только, что он отказался от составления своего контрпроекта и предпочитает просто критиковать „думскую белиберду“, так как этим путем легче достигнуть чего-либо положительного. В самом конце ноября или в начале декабря начались прения в Государственном совете по думскому проекту. В первом же заседании Витте произнес чисто истерическую речь. Он вовсе не критиковал проекта Думы и даже не коснулся ни одного из его положений. Он начал с прямого и неприкрашенного обвинения Министерства финансов „в коренном извращении благодетельной реформы императора Александра III, который лично“, сказал он, „начертал все основные положения винной монополии и был единственным автором этого величайшего законодательного акта его славного царствования“. Он, Витте, был только простым исполнителем его воли и „вложил в осуществление этого предначертания всю силу своего разумения и всю горячую любовь к народу, который должен был быть спасен от кабака“. „За время моего управления, – говорил Витте, – в деле осуществления винной монополии не было иной мысли, кроме спасения народа от пьянства, и не было иной заботы, кроме стремления ограничить потребление водки всеми человечески доступными способами, не гоняясь ни за выгодою для казны, ни за тем, чтобы казна пухла, а народ нищал и развращался“. „После меня, – продолжал оратор, – все пошло прахом. Забыты заветы основателя реформы, широко раскрылись двери нового кабака, какими стали покровительствуемые министерством трактиры, акцизный надзор стал получать невероятные наставления, направленные к одному – во что