вельможа при дворе Сигизмунда, состоял постоянным помощником для особых поручений при его преосвященстве нунции.
Мое имя – Казимир Земский, и в возрасте двадцати пяти лет я уже был, как и предполагалось, задействован в миссии, важность которой свидетельствовала об изрядной вере моего отца (и, читай, папского нунция) в мои способности.
С этой миссией я побывал в казацких землях и теперь возвратился назад в Польшу с человеком, которого я нашел среди казаков и, увидев которого, я тотчас понял, что он как нельзя более подходит для наших целей. С таким убеждением я привез этого человека в ближайшее место на польской земле, где можно было посоветоваться с другими, более опытными людьми моей национальности и веры, ибо моя находка казалась мне весьма значимой, и определенные действия могли быть предприняты с этим человеком, что доказало бы мою постоянную приверженность делу, находившемуся у меня в руках.
Поэтому мы вместе направились в замок князя Мнишека3, воеводы польской провинции Сандомир, дабы посоветоваться с этим проницательным и именитым слугой его величества короля.
Ныне я один из тех, кто отвергает теорию случайностей в жизненных событиях. Я убежден, что все события, малые и великие, управляются Силой, не зависящей от нас и нашей воли. Таким образом, я воспринимаю свое решение посетить замок князя Мнишека не как случайное событие, но как намеренно подсказанное благожелательным и мудрым Провидением. Именно там и тогда я впервые встретил ту, которой суждено было оказать громадное влияние на мою будущую жизнь и счастье, – Марину, дочь воеводы Мнишека.
Этой женщине была уготована столь замечательная и выдающаяся судьба, что ее историю стоило бы читать, скорее, как сказку о прекрасной принцессе, нежели как трезвое и правдивое повествование о реальной жизни. В ту пору она была очаровательной девушкой лет двадцати4, высокого роста, с царственной внешностью, несколько надменной, прекрасной, как ангел, лицом и сложением, к тому же она способна была брать и давать, без чего жизнь любой женщины была бы печальным образом растрачена впустую, подобно розе, цветущей в заброшенном саду, где никто ее не видит и никто не желает.
Что до меня, то я влюбился в эту прекрасную девушку в тот самый миг, когда она впервые предстала моему взору. В мою задачу ни в коей мере не входит описывать на этих страницах то, как любовь моя была впервые замечена, как вызывала поначалу усмешку, как ее принимали и сперва робко, но со временем все более явно отвечали на нее, вплоть до полной взаимности. Моя задача поведать о внезапных и бурных событиях, произошедших тогда, когда наша любовь была уже признана нами обоими, но еще не известна другим, – сладкая всепоглощающая тайна, неведомая никому, кроме нас, и оттого, быть может, еще более сладкая.
Поверьте, в подобных обстоятельствах, я ничуть не торопился завершить переговоры с тем русским, о котором я упоминал выше и которого я привез к воеводе Мнишеку, дабы представить его патриотически