В поисках утраченного. Сергей Псарев

успела себя попробовать. С детства занималась балетной хореографией и очень любила танцевать. Из-за болезни суставов танцы пришлось оставить. Теперь ей часто снятся танцы, и она даже танцует во сне, кружится в вальсе. Если бы не болезнь, то непременно, даже несмотря на запреты родителей, убежала из дома и стала настоящей балериной. Джулия неплохо рисует масляными красками и даже занималась в студии. Теперь на этих стенах висят ее картины. На них были какие-то пустые поля, реки, и везде ощущалось щемящее одиночество. Еще она пишет стихи и прозу и, кажется, даже где-то издавалась.

      – Раньше легко смотрела на жизнь и людей. Нет, я дурно жила, потому что всегда очень доверяла людям, – сказала она.

      Мне тогда показалось, что Джулия везде сильно тратила себя, не посвящая себя чему-то одному более серьезно и основательно. Похоже, искала себя, но и так не нашла.

      Потом пришел ее сын Анджей, высокий светловолосый подросток и по ее просьбе что-то исполнил на пианино. Тогда я почему-то подумал, какую бы мелодию поляк ни сыграет, у него всегда получается полонез. Это, как у Зураба Церетели, все его скульптуры формируют образы одной национальности. Кого бы их автор ни создавал.

      В Джулии тоже читалась ее польская порода того самого чистого типа, с гордой выдержкой, которой часто не хватает нашим русским людям. А еще у нее были большие карие глаза с зеленым отливом. Они могли менять цвет, вспыхивать золотом или становиться совсем зелеными, мягкими и бархатными. Нижняя губка ее слегка припухлая, что придавала ей необычайную женственность. Действительно, это было лицо с характерными и выразительными чертами, которые так любят рисовать художники.