воли отводил взгляд от женского платья. Среди девушек пошли толки: мол заезжий офицер не нашел убийцу, и теперь, отсиживаясь и, помогая деревенским, не знает, как показываться на глаза начальству. От этих шепотков Илья делался еще мрачнее и уходил к реке. Там он садился на знакомую лавочку, еще больше поросшую кукушкиным цветом, и сидел так, пока младшие не прибегали звать его к ужину с той стороны зеленой камышовой стены.
– Где Варя? – не выдержал Богомолов на седьмой день, когда они с Дрожжиным в сумерках стояли по пояс в реке и натягивали каждый свой конец рыболовной сети – бродца.
– Ааа… – Растерялся Спиридон. Он пытался установить свой край так, чтобы им обоим сподручней было, натянув сеть, идти с ней вдоль берега. Когда все получилось он бросил в воду заранее приготовленные лапти с онучами, перевязанными бечевкой – На тебе, черт, лапти! Загоняй рыбу! – Пошли что ль. Слышишь?
– Слышу! – Донеслось с противоположного берега.
С этой стороны леса Шоша была резвее, веселее и чище. Мутная вода не застаивалась, как у дома бабы Нина, а бежала, искрясь в последних жарких лучах июльского солнца. Дрожжин любил ловить в этом месте реки на бродец, а не ванды. Они медленно двинулись каждый по своему краю берега, процеживая сетью воду от рыбы будто через сито.
– Илья, – крикнул Дрожжин, – так о ком ты спрашивал?
– О Ковалевой! – Донеслось с противоположного берега сквозь речной рокот.
– Ишь ты. Нина дочь отвезла на ткацкую фабрику. Поселились они где-то в городе. Варю вышивальщицей пристроили. Здесь, в деревне им одним, сам понимаешь, сложно. Хотя… Куда тебе, городскому, понять.
– А чего ж ты раньше не сказал?
– А пошто? Должон был разве?
– Пошто?! Я приехал найти вашего душегубца, а кроме Ковалевых мне о нем и спросить больше не с кого! – Останавливаясь, проорал чуть громче, чем нужно Богомолов.
– Ой ли! – Дрожжин нетерпеливо ждал пока офицер продолжит ход. – Да не стой, Илья! – Я ж думал ты знал! Миловался с ней после похорон Маклакова, думал, на прощание. Эй! Илья, дурень, да держи ты крепче, сеть спутаешь!
– Это ты, Спиридон, дурень! Ни с кем я не миловался!
– Тпрууу! – На кучерский манер проорал с досады Дрожжин. – Крепи, ваше высокоблагородие, я сейчас за Каликиным отправлю. Разве с городскими каши сваришь. Всю рыбу пропустили!
– Я шел в ногу с тобой!
– Да ну тебя. – Прошипел Спиридон, втыкая с силой палку бродца в мокрый песок.
Илья схватил сапоги, стоявшие на берегу, и босой зашагал в сторону деревни, давя пятками отцветающую кашку. Дошел уже затемно. Глухой старичок, на счастье, попавшийся ему у дома, поджег огнивом стоящий во дворе дома Дрожжина фонарь. Илья толкнул незапертую дверь, готовясь вдохнуть кислую вонь подгнивающей у земли соломы, выстеленную по полу ковром. В родном доме Богомолова, одном из немногих, пол был дощатый, сколочен, так, чтобы хорошо и тепло было человеку.