в самом деле были собраны заспиртованные уродцы, человеческие органы (включая сердца), люди без кожи, люди с разобранными мускулами, люди в продольных разрезах, человеческие кости и целые скелеты, но медицина Войту не интересовала – он находил ее дисциплиной далекой от истинной науки, так же как и герметичную антропософию. Гораздо больше его занимали перспективы создания энергетической модели двух миров, и он надеялся от трехмерной теории сложения несущих когда-нибудь перейти к многомерной.
В простеньком опыте с созданием энергетического поля при помощи электрических сил ему виделась идея описания различных полей и их сродства, а то и единой их природы.
Прошел год, теория предельного сложения несущих двигалась вперед, усложнялась и расширялась – упрощая числовое описание любого (!) энергетического поля. У Войты из головы выветрились идеи о тайнах чудотворов – теоретические его изыскания ставили на одну ступень и способности чудотворов, и свойства мрачунов, и электрические явления, и природный магнетизм. Он, пожалуй, уже согласился с Глаголеном: незачем черпать энергию Исподнего мира ради того, чтобы двигать магнитные камни, – для этого есть много других способов. И Глаголен в свою очередь был согласен с тем, что притеснение чудотворов рано или поздно пагубно скажется на равновесии между мирами.
В тот осенний день на башне было особенно промозгло и сумрачно, и Войта не ожидал, что Глаголен начнет столь важный разговор именно там. Но, видно, мрачуна вдохновлял ветер…
– Мы оба успели забыть о том, что ты являешься моей собственностью. Или я ошибаюсь и ты никогда не забывал об этом?
– По-честному, сейчас мне все равно, – усмехнулся Войта.
– И тем не менее… Теперь я не считаю нужным удерживать тебя силой. Ты волен покинуть мой замок и вернуться в Славлену, к своей семье. Можешь считать это платой за свой вклад в науку.
– Это же не ваша наука, – пожал плечами Войта. – Почему же вы решили расплатиться за вклад в нее своим имуществом?
– Если бы никто не жертвовал своим имуществом ради науки, ее бы не существовало.
– Слушайте, Глаголен, вы же прекрасно знаете, что я никуда не уйду. Во всяком случае пока. Зачем эти красивые широкие жесты?
Мрачун рассмеялся.
– А ты немного поумнел. Мне казалось, мои хитрости работают потому, что ты не умеешь их распознать.
– Некоторые ваши хитрости я в самом деле не умею распознать. Например, зачем вы третьего дня оставили включенным электрический элемент? Чтобы я сравнил силу электрического удара с ударом чудотвора?
– Я уже говорил, что не намерен оправдываться, – проворчал мрачун. – И ты ничуть не лучше: кто пролил кислоту на каменный пол и не подумал ее вытереть? Я лишился домашних туфель.
– Ну я-то точно не имел в этом никакого умысла.
– Поверь, я тоже. Ты совершенно, безукоризненно невыносим! Ты ведешь себя как глупый избалованный ребенок! И я безропотно терплю тебя целый год, чего на моем месте не выдержал бы ни один человек.
– А,