, а от дождя. Не хочу, чтобы видел, насколько я сломлена! Боюсь, если скажу хоть слово, голос подведет, сорвется… Так тошно, что сил нет! Поэтому просто киваю, не поднимая глаз.
А когда все-таки решаюсь, натыкаюсь на холодные голубые, будто острые прозрачные кристаллы, глаза. Его взгляд, словно непроницаемая стена тумана в Арктике. Кажется, еще немного – и изо рта пар пойдёт. Мои слезы и трясущийся подбородок, похоже, не находят отклика в сердце родителя. Не трогают ни на йоту!
Он кривит с издевкой уголок рта, а затем небрежно бросает:
– Я говорил, что он тебя бросит, – каждое слово будто хлесткая пощечина, – но даже я просчитался. Не думал, что это произойдет настолько быстро.
Ежусь в беззащитный комочек. Заламываю пальцы, пытаясь разглядеть хоть что-то похожее на сочувствие в каменном лице отца. Только вот кроме высокомерия в классических чертах абсолютно ничего не нахожу. Надежда тает, словно иллюзорная дымка, на смену ей поднимает безобразную голову клыкастое разочарование. Оно впивается, словно клещами в мое сердце. В голове только одно слово, будто в оглушающий гонг бьет: ЗАЧЕМ?! Боже, ЗАЧЕМ он это все говорит?! Неужели не видит, в каком я состоянии?! Буквально на краю пропасти стою. Один неверный шаг и…
Промокшая под дождем, словно церковная мышь, с кругами под глазами из-за бессонной ночи, разбитым вдребезги сердцем… Горько усмехаюсь. Нашла у кого сочувствия искать! Только не в этом доме и не от этого человека.
Как всегда, одет с иголочки – классический костюм, отутюженные брюки с идеальными стрелками и белоснежная накрахмаленная рубашка. Хозяин одного из крупнейших медиа-холдингов – Зимин Борис Сергеевич – никому никогда не прощает ошибок. Жаль, что отец не понимает, что я не одна из его подчинённых, а дочь!
Уголки губ горестно опускаются. Все в его жизни должно быть идеально. Только вот я оказалось не такой. Бракованная! Не оправдала возложенных на меня надежд. Все испортила. От этой идеальности аж зубы сводит. Не удивительно, что я бросилась в объятия этой сволочи. Даже имя его не хочу произносить после того, как он поступил со мной. Его больше не существует для меня!
А ведь мне казалось, что рядом с ним, я могу быть самой собой. Ни чьим-то проектом, не дочкой крупного известного в широких кругах бизнесмена.
Машинально встречаюсь взглядом с отцом, который с самого начала знал, что из себя представляет его конкурент по бизнесу. С трудом выдерживаю взгляд пронзительных холодных глаз. Ежусь, будто от холода, но не сдаюсь. Инстинктивно обхватываю себя за плечи, чтобы хоть как-то унять пронзающую насквозь дрожь. Я должна быть сильной! В этот мир мы приходим одни, и уходим тоже. Все самое ценное, что у меня есть – это я сама и…
– Ну, что молчишь? – не успокаивается отец. В равнодушном тоне начинают звучать едва уловимые ноты раздражения. – Язык проглотила?
Каждое слово отца ржавыми ножницами рвет на кровавые лоскуты мое самообладание и почти полностью уничтоженную гордость. Разве он не видит, как мне больно?! Да я почти окончательно раздавлена! Разве ЭТО стоит того, чтобы именно сейчас, в эту минуту, тешить свое самолюбие?!
– Да, мы расстались! – выкрикиваю с болью, сжимая кулаки. – Ты был прав! – утираю слезы, что льются потоком по бледным щекам. – Теперь ты доволен? Все вышло так, как ты и…
Отец сводит брови на переносице. Впервые, с момента, как зашел в мою комнату, на его лице появляется самый настоящий ураган эмоций.
– Нет, не доволен! – цедит, перебивая.
Только сейчас я замечаю в одном из чувств отражение так хорошо спрятанного беспокойства в его глазах. Это длится всего какие-то считанные секунды. Взгляд отца вновь становится таким как обычно – циничным и жестким.
– Я с самого начала говорил, что ты ему нужна лишь для того, чтобы добраться до МЕНЯ. Месть – это все, что интересует этого подонка!
Мотаю головой так, что длинные мокрые пряди волос падают на лицо. Прижимаю ладони к ушам. Не хочу все это слышать! И пусть это очевидный факт. Из груди вырывается жалкий всхлип, и я с силой зажимаю дрожащей ладонью покусанные до крови губы. Отец прав. Как я могла повестись на сказки этой сволочи? Дура! Наивная дура!
– Хватит реветь! – одергивает отец, глядя на то, как во мне начинает зарождаться самая настоящая истерика. – Ты забудешь про этого выскочку. Ты меня поняла? – в голосе звучит самый настоящий ультиматум.
Передо мной не мой папа, а жесткий человек, бизнесмен Зимин Борис Сергеевич.
– С этого дня произносить ЕГО имя в моем доме запрещено! Все свое время посвятишь учебе, Катя. С Ильей обратно мосты наведешь.
Имя жениха ничего кроме пустоты в душе не вызывает. Глухо, безнадежно, уныло.
– Парень чуть с ума не сошел, пока ты шашни этим выскочкой водила!
Прикусываю губу, чтобы сдержать рыдание. Ведь отец еще не знает самого главного. Боже! Я погибла! Даже, если очень захочу, я никогда уже не смогу полностью вычеркнуть из своей жизни Стэфана. Все потому, что… Прикусываю губу, собирая остатки духа:
– Пап, – почти шепчу хриплым срывающимся голосом, – я беременна…
Отец