напитками и наслаждайтесь картинами. Пускай лишь на эти три дня, но моя личная коллекция станет нашим общим достоянием!
Закончив проповедь, меценат поднял свой бокал, и собравшиеся вторили его жесту, осыпая немногими, но искренними аплодисментами. С торжественным приветствием было покончено, и гости стали медленно разбредаться по этажу. По обе стороны от просторного зала ответвлялись множественные комнаты, перестроенные по случаю под выставочные. Почти вся мебель из них была вынесена, кроме той, что размещала на себе экспонаты коллекции. Языческие скульптуры и идолы со всего света, части тел людей и животных, забальзамированные в высоких колбах из мутного стекла, богохульные рукописи и колдовские гримуары, ритуальные принадлежности всевозможных сект и тайных культов – я осмотрел всё это вскользь, но ничего в частности не захватило моего внимания сверх меры. Впрочем, я изначально приходил сюда не за этим.
Исследовав несколько комнат, я наконец добрался до картинных галерей. И только в этот момент ощутил, как участилось моё дыхание. Неровный свет одной из комнат являл взгляду угольно-чёрные работы Редона. Жуткого вида циклоп улыбался навстречу вошедшим. С левой стороны на гостей взирал печальный Парсифаль, а рядом с ним пригнездился мрачный ворон. На правой стене соседствовали друг с другом близнецы-пауки, один из них плакал при виде посетителей, второй же им улыбался. Я стал бродить от одной комнаты к другой, разрываясь от противоречивых ощущений – мне хотелось рассматривать каждую картину часами, но в месте с тем я не мог устоять на месте, зная, что тут есть и другие. Вот демон Фюссли давлеет над телом беспомощной девушки в компании слепой кобылы, а в соседней комнате хладнокровный Сатурн Рубенса пожирает плоть своего собственного сына. Рядом – Юдифь, заживо обезглавливающая Олоферна. Дьявол Мемлинга топчет грешников в аду, а отвратительный монстр Розы нависает всем своим мерзким телом над припавшим к земле святым Антонием. Полотна Жерико без стеснения и во всех красках демонстрировали отрубленные и гниющие человеческие головы и части тел.
Но, пожалуй, больше других меня захватила комната, серые стены которой хранили в себе болезненный гений старого испанца Гойи. Здесь мерзкие ведьмы сбирались на шабаш в компании чёрной козлиной фигуры, а жуткая улыбка на лице смеющейся женщины вселяла смутное беспокойство. Здесь двое мужчин бились насмерть дубинами, а Сатурн вновь пожирал своё собственное дитя. Но, в отличие от версии Рубенса, в этом титане было больше от зверя, чем человека. Дикая тварь безжалостной хваткой смыкала пальцы на окровавленном мёртвом тельце и пировала родной плотью, вперив безумный лик прямиком в наблюдателя. Я слышал хруст детских костей и сырое чавканье немого животного. С той же жадностью, с какой безумный Кронос поглощал свою жертву, сама эта мрачная сцена поглощала всё моё внимание и воображение. Я совсем не заметил шагов, остановившихся чуть поодаль, за моим левым плечом.
– Прекрасная картина, не правда ли?
Слова,