Это вечер очаровательный подкузьмил…
Я ничего не писала о собраниях – с тех пор, как упомянула о том, что пойдут на одно из них Зина (сестра) с Лидой (Лазаренко). Они были. Нашли собрание неинтересным и бестолковым… Потом – в какую-то субботу – было какое-то собрание, на которое я ходила с Лидой. Она – в данном случае – очень аккуратна. А я… Ох, уж только!..
Накануне (11 августа) мы были у Куклиных. Посидели превесело…
А в эту субботу (8 августа?) я получила преинтересное письмо от Лиды Петровой, отзанималась к пяти часам с учителем (должно быть, это было 1 августа), потом пошла в Церковь, а домой пришла в удивительно хорошем настроении. Немножко почитала, потом принялась мыть посуду. (Это тоже показатель моего расположения духа: если я сама принимаюсь мыть посуду – это значит, что я прекрасно настроена…) Кроме того… Впрочем, нет, это было несколькими днями позднее, кажется – на праздник… И вот, когда у меня в душе горел такой же мягкий свет, как в комнате, и что-то блестело – как вычищенный самовар, кипевший на столе, пришла за мной Лида (Лазаренко). Мы шли очень весело, хотя моросил осенний дождик и было очень грязно… В нашем полквартале мы встретили печальную фигуру медленно шествовавшего Г. А.
– Вы к нам? – на ходу бросила я ему нелепый вопрос. Бросила, чтобы ему было за что зацепиться и наслаться к нам в провожатые, потому что он накануне просил:
– Познакомьте меня с Лидочкой Лазаренко!..
Но он не понял значения сей нелепости и протянул:
– Не-ет, – пожимая мне руку и с какой-то печальной полуулыбкой смотря на Лиду…
Ну, мы и пролетели – быстро-быстро. Знакомство не состоялось. Оживленно проговорили мы с Лидой весь путь… Но что это со мной сделалось, когда я очутилась в Клубе – за зеленым столом? Всё оживление сняло как рукой, и я снова почувствовала себя неловко, стесненно. Рассердилась – и на себя, и на Лиду, и на весь мир – и сидела с «таким неприступным видом», что «и спросить-то что-нибудь страшно», по выражению Лиды…
Это, однако, не помешало мне видеть очень интересную пантомиму, которую, кажется, и видела-то, кроме действующих лиц, одна я. Это был очень выразительный безмолвный разговор – между Счастливцевым и Дрягиным («хозяином кабачка», «специалистом по бражке») – о Лиде. Она сама уверяет, что видела интересную пантомиму в этот раз, но оказалось, что пантомиму «между этой парой», то есть Счастливцевым и Верой Шиллегодской, которая чуть ли не со всеми студентами на «ты» и «ухаживает» за каждым в отдельности «на людях», что «в студенчестве принято». (На этой странице все слова в кавычках, кроме прозвищ Дрягина, – Лидины выражения.) Стало быть, она (Лида) ничего «не толкует»…
Ну, так вот… Я была сердита на всех и на всё в этой ужасной комнате с круглым зеленым столом посредине, за которым председательствовал «масляный блин» – Чапурский. Я не давала Лиде ни отдыху ни сроку, и наконец мы снова очутились в темноте улицы – под мелким дождем…
Несколько шагов – и моя мрачность утонула во мраке сырого дымного вечера. На душе снова