титул.
– Лизонька, ты чего? – подходя к императрице, начал было гость. – Ты чего так рано? Иль еще не ложилась? Ну не серчай! Я пришел сразу, как только Авдотья сообщила, что ты хочешь меня видеть.
– Да как ты смеешь меня так называть! – прикрикнула на мужчину Елизавета, гневно блестя глазами. – После того, как осмелился нарушить мой приказ! После того, как твой человек пренебрег своими обязанностями? Да кто он такой? Отвечай!
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – недоуменно проговорил Разумовский, с удивлением уставившись на нее. – Что я сделал такого, чтобы заслужить твою немилость? Я стараюсь не вмешиваться в придворные интриги и держаться в стороне от большой политики. И коль я стремительно возвысился до графа, в чем ты сейчас меня обвиняешь, то исключительно благодаря тебе. К тому же, насколько я помню, я не просил тебя об этом. Поэтому спрошу тебя еще раз: за что такая немилость?
– За что? А вот за что! – яростно набросилась на него возлюбленная. – Вместо того, чтобы прохлаждаться в своих покоях в то время, когда я занята государственными делами…
– Чем ты недовольна? – перебил ее Алексей Григорьевич. – Или ты думаешь, что было бы лучше, если бы я совал свой нос в дела, в которых ничего не понимаю?
– Не смей меня перебивать! Да кто ты такой, что споришь со мной? Я – императрица всея Руси! Я – дочь великого Петра!
Привыкший к постоянным вспышкам гнева возлюбленной, граф Разумовский даже бровью не повел. «Ночного императора», как прозвали его при дворе (разумеется, за глаза), было невозможно вывести из равновесия. Он прекрасно знал, что когда буря уляжется, то она будет просить прощения за свою несдержанность. Так было не раз, и так будет до тех пор, пока Алексей, бывший пастух, живет в ее сердце. Мужчина молча уставился на Елизавету.
– Почему ты молчишь? – не выдержав его взгляда, поинтересовалась государыня. – Ты ничего не хочешь сказать в свое оправдание?
– Я ничем не виноват перед вами, всемилостивейшая императрица, – сухо заметил граф, – но ежели вы считаете меня виновным в тяжком преступлении, то готов понести самое суровое наказание. Но только не лишайте меня своей милости, прошу вас, умоляю.
И тут он посмотрел на возлюбленную таким проникновенным взглядом, в котором читались неподдельная любовь и уважение к дорогому и близкому человеку, а не страх перед государыней, что Елизавета смутилась и опустила глаза.
Да, граф Разумовский был единственным, кому удавалось укротить «стихию, очень часто метавшую гром и молнии». О припадках гнева и ярости Елизаветы ходили легенды не только в России, но и за ее пределами. Дочь Петра обладала твердым, но взрывным характером, не терпящим возражений. Проступок или непослушание могли обернуться для придворных настоящей расправой со стороны государыни. Особенно это касалось моды. Если в делах политики императрица осторожничала и всецело полагалась на канцлера Бестужева-Рюмина и вице-канцлера графа Воронцова, то на этом «поле боя» она вела непримиримую борьбу за превосходство, не позволяя никому