тихо шли по улицам, стараясь не стучать и не греметь, и уже не наводили страх, а просто подкрадывались. Ибо мышь, по мнению этой кошки, была достаточно измучена и наверняка пряталась где-то поблизости. Если убедить ее в том, что опасность миновала, она, глядишь, и высунется.
Петер и впрямь впал в уныние. «Легко хранить верность философии и оставаться невозмутимым, – думал он, поглядывая на Йоссе. – Когда из всего имущества у тебя – пара монет в кармане да жаба в платьице, и терять тебе нечего. Ну, отрубят тебе голову или повесят за колдовство – что с того? Много ли оставишь ты на земле такого, о чем стоило бы жалеть? А там, глядишь, попадешь в какое-нибудь другое место, познакомишься с другими грешниками. Вряд ли Йоссе нагрешил настолько, чтобы его сварили в котле или где-нибудь подвесили… Но у меня-то совсем другая история. У меня есть Аалт и великая любовь к ней, и погибать мне совершенно не нужно».
Тут стена дома, возле которого они притулились, вдруг шевельнулась, оказавшись дверью, на пороге появился юноша и тихим голосом произнес:
– Входите.
В маленькой комнатушке было темно. Но вот затеплилась крошечная лампадочка, и выступило из темноты серенькое неприметное лицо Стааса Смулдерса.
Со стоном Аалт так и повалилась на пол. Петер прислонился к стене плечом, он дышал ртом и едва держался на ногах. Йоссе же, которому и в самом деле было нечего терять, стоял у двери, в любой момент готовый выскочить наружу или подраться.
Стаас снял тяжелый плащ, висевший на стене, и подложил Аалт под голову. Она проворчала что-то и завернулась в плащ, как гусеница.
Петер спросил у Стааса:
– Ты кто?
– Стаас Смулдерс, – сказал Стаас Смулдерс.
– Мы где?
– В доме моего хозяина, стеклодува Кобуса ван Гаальфе.
– А еще где?
– Это мастерская.
– А ты сам кто?
– Стаас Смулдерс.
– А еще кто?
– Сирота.
– А еще?
– Ученик стеклодува.
– Почему ты нам помог?
– Разве я вам помог?
– Зачем ты нас сюда впустил?
– Не знаю, – сказал Стаас. – Само как-то случилось.
– В таком случае раздобудь для нас воды, а если найдется поесть – будет еще лучше, – сказал Петер.
– Если я это сделаю – в доме услышат.
– Тогда не нужно, – простонала Аалт. – Я лучше полежу голодная, чем опять буду бегать по городу.
Стаас долго смотрел то на Аалт, которая так устала, что даже заснуть не могла, то на Петера, который так был взбудоражен, что даже сесть не мог.
Потом спросил:
– А это правда, что башмачки на барышне заколдованные?
– Так ты для этого нас впустил? – возмутился Йоссе. – Не ради милосердия, не ради снисхождения к великой любви этого мужчины и этой женщины, а ради своего пустого любопытства?
– Стеклодув выдувает стеклянные сосуды, которые сами по себе пусты, – сказал Стаас. – В этом суть нашего ремесла. Как же мое любопытство не может быть пустым?
– Что ж, в этом есть