историков в сторонке. Не заведено было у них дружить. Но Мишка здорово играл на саксофоне, а это не пустяк. В институтском джазе он выделялся – рослый, плечистый, волосы шапкой, глаза с лукавинкой, нос прямой, как у античного героя. Такие носы еще римскими называют. Не то что у Валерика – картошкой детскосельской.
Конечно, еще бы Мишке не бросаться в глаза – он дискобол, ядро фугует за пятнадцать метров. Метатель, одним словом. А это вам и сила, и фигура. У Валерика же не было ни того, ни другого. И очень хотелось победить свою худобу. Вот тут-то шанс и подвернулся – статеечка эта самая про культуристов.
«Пойду к Верке, спрошу», – решился Валерик и двинул на второй этаж, где обретались семейные. Верка была в комнате. Сидела над тетрадью, и видно было, как мучилась, бедная. У нее первая сессия. Отвыкла от учебы: после школы сразу замуж вышла, а только через четыре года стала студенткой. Пока сына родила, пока то да се. Она ведь поначалу у них в деканате секретаршей работала, бумажки носила. Сын сейчас у бабки в деревне. Надумала Верка тоже грызть науку на истфаке, всё же обвыклась, всех преподавателей знала, и ее все знали.
Красивая была Верка, чего уж там! Высокая, гибкая, вся какая-то хлесткая. Вот только рыжая, лицо сплошь усеяно конопушками, но это ее не портило. Да и не весна сейчас, остатки летнего загара и полумрак раннего зимнего вечера отлично гримировали ее лицо. На голове у нее была бугристая косынка, скрывавшая бигуди. Форс готовится заранее.
– Вале-ерик… – обрадованно протянула Верка. – Ты чего это?..
По всему было видно, что ей страшно надоело читать конспект по древнейшей истории и она довольна случаем поболтать и отвлечься. С места в карьер Верка стала рассказывать анекдотичную историю.
– Обхохочешься, чего отмочил на прошлом семинаре у бабушки Малаховой наш Вася Овечкин. Ну, он ведь после армии, зубрила страшный… Только перепутал и не ту тему заучил наизусть. Вызывает его Матрена Моисеевна и спрашивает: «Расскажите мне, студент Овечкин, про Набопаласара Второго. А Вася встал и начал: «На-ву-ху-до-но-сор…» Бабушка Малахова его поправляет: «Дитя мое, вы меня не расслышали, я вас о Набопаласаре Втором спрашиваю». Вася постоял, помолчал, и опять, как заведенный: «На-ву-ху-до-но-сор…» Ему что втемяшилось однажды – колом не вышибить. Ну, бабушка, конечно, в истерике… Представляешь?
Но Валерик был настроен по-деловому.
– У тебя гантели Мишка не оставил?
Верка взбросила мохнатые веера ресниц, и глаза у нее стали «по семь копеек».
– Валеронька… – она недоумевала, оглядывая с макушки до пят гостя – такого худого, что его легко можно было бы сложить, как плотницкий метр, на три части.
– Ты погляди-погляди. Некогда мне. Я потом отдам.
– Зачем тебе, Валерчик? – теперь уже явная жалость почудилась в ее голосе.
– Гвозди забивать…
– Ты что, серьезно?
– Любопытной Варваре, знаешь, что сделали? – не выдержал Валерик. Он уже начинал помаленьку психовать.
Верка утихла