вумный, значит, – как-то неприятно для меня подытожил почти коллективный шёпот.
«Но это ерунда», – решил я для себя. У меня было очень хорошее настроение в этот день.
Перемена закончилась, я забежал в класс, захватил свою курточку, спустился на первый этаж, в очередной раз поправил перед зеркалом свой пионерский галстук и побежал в кабинет математики. Через минуту я уже стоял у доски и объяснял своё оригинальное решение задачки. Кабинет математики располагался на солнечной стороне школы. И солнышко сильно нагрело его за целый день. Я решил вытереть выступивший пот со лба лежащим в кармане курточки носовым платком, при этом я продолжал объяснять решение. Я помню, что моя рука наткнулась на что-то неприятное и твёрдое в кармане, и платок я не достал, затем попытался достать его ещё раз, но снова не получилось, почти машинально попытался ещё раз – и снова нет. Неудавшиеся попытки достать платок накладывались в моих мыслях на объяснение непростой задачки. «Так, сейчас для наглядности мне следует произвести запись на доске». Я беру мел, и… все мои пальцы, оттого что я попытался их согнуть, сковываются пронизывающей обжигающей болью. Пронизывающей их целиком. Обжигающей их до самой глубины косточек, моих ещё детских пальцев. Я не могу удержать в руке мел, и он падает на пол. Я чувствую появившуюся неприятную липкость на кончиках своих пальцев. Я ещё не вижу свою кисть, но чувствую пронизывающую её боль и вижу испуганный взгляд учителя. И слышу раздавшееся на весь класс: «Кап!!!» Затем ещё раз: «Кап!!!» И ещё раз. Я понимаю, что это как-то связано с моей рукой. Я бросаю на неё свой взгляд, и от увиденного и от испытываемой боли моя кисть начинает панически, независимо от моего сознания, трястись и не может остановиться. Падающие «кап, кап» превращаются в струйки. «Кап, кап, кап, кап, кап, кап, кап». Помню первую нелепую возникшую у меня тогда мысль: «Я запачкаю своей кровью пол».
– Извините, – говорю я учителю и подставляю под правую кисть левую ладонь, которая начинает наполняться кровью.
Учитель распахивает передо мною дверь класса, и мы бежим с ним до мужского туалета, где я подставляю свою кисть под струю ледяной воды. Раковина моментально окрашивается в алый цвет. Учитель бежит в медпункт, я зачем-то думаю, что мне всё-таки надо как-то достать из кармана платок. Я пытаюсь его достать и снова натыкаюсь на обжигающую мои пальцы боль. Снова пытаюсь его достать и снова обжигающая боль. Наконец я окровавленными пальцами хватаю его за самый кончик и дёргаю. Сложенный платок раскрывается, и из него на кафельный пол туалета падает обильно покрытое моей кровью лезвие. «Зачем оно там?» Но не в тот момент и даже не в этот день я нашёл ответ на этот вопрос. Эта была задачка не для моего тогдашнего ума. Тогда я мог решать лишь только школьные математические задачки. Лишь много позже воедино сложилось в моей голове: и неосторожно оставленная мною на перемене без присмотра моя школьная курточка, и неприятное «вумный», и что за добрыми взглядами «косичек»