и сам, и перебивать не собирался. Аюми стоило сказать все это его другу, Такате. Впрочем, она сделала все правильно, поговорив именно с ним, и предоставив ему, как старшему, принимать решения.
– Надеюсь, – сказал Сэки, – во всем его словоблудии вы сумеете распознать попытку выдать себя за душевнобольного.
Аюми улыбнулась.
– Я ведь для этого здесь.
– Да-да, разумеется, – сказал Сэки задумчиво, глядя в пол, а потом посмотрел на Аюми. – Госпожа Накано, нам предстоит какое-то время работать вместе, и мне бы хотелось быть с вами предельно откровенным. Я был против вашего участия в этом деле. И совсем не потому, что сомневаюсь в вашей компетентности как специалиста, вовсе нет, даже наоборот, но, в силу своей деятельности, я весьма скептически отношусь к подобного рода ультиматумам, какой выдвинул нам Кин Канеко. Мне не совсем понятно его желание, чтобы непременно именно вы проводили психиатрическую экспертизу, да еще и во время следственных допросов. Но начальство посчитало иначе. Дело Канеко имеет сильный, очень сильный общественный резонанс, и закрыть его нужно как можно быстрее. А с помощью признания самого Канеко сделать это будет гораздо проще. Мы позволили себе этот компромисс, предварительно, разумеется, проверив, состоите ли вы с подозреваемым в родственных или… кхм, простите… иных связях… кхм, да… Не кажется ли вам это немного странным? Что вы думаете?
Аюми Накано, задумалась, покусывая слегка губы.
– Возможно это просто блажь, – сказала она. – Банальные комплексы раздутого эго. Во всяком случае на данный момент у меня нет других объяснений. Но мы ведь только начали.
– Вы правы.
Они вернулись в комнату. Сев на свое место под окном, Сэки вытащил пачку сигарет и зажигалку, и двинул их по столу в сторону сидящего напротив Канеко.
– Продолжайте.
***
В тот день, в день, когда я познакомился с Исикавой, картины продавались особенно плохо. Честно сказать, мне и раньше с трудом удавалось продать хотя бы пару работ за день. Суйбокуга, стиль, в котором я пишу, не интересен современным японцам. Я, конечно, мог бы, оставаясь в этом стиле, сменить жанр, перейти на монохромные комиксы, но, сказать по правде, уж лучше я вовсе перестану этим заниматься, чем уподоблюсь конвейерным так называемым мастерам, которые готовы изображать все, что угодно, лишь бы картины покупали. Каждый из них мечтает о том, чтобы заключить контракт с ТиЭнЭс.
Поняв, что сегодня мне не удастся заработать ни йены, я свернул картины, убрал их в тубус и отправился домой. Прыгнул на велосипед и покатил. Есть хотелось, вот это я помню. Я много чего помню из того дня, разные мелочи, хотя, если верить писателям и прочим, после такого сильного удара по голове, у людей, случается, начисто отшибает память. Врут, наверное, чтобы удобней было склеивать фрагменты сюжетов. Помню, проезжал по фусими дори, и остановился, чтобы взять в перевозном киоске несколько блинчиков на обед. Помню, продавец отложил смартфон, и я сумел