лес воспоминаний, что с этой секунды попадет под топор лесоруба, а затем на лесопилку. Всё под чистую, как Катя в квартире, он отправит на вырубку. Пусть только пеньки и останутся, разоренные гнезда и затоптанные норы.
Я помню, что купил эту квартиру на свой гонорар и процент от продажи книги «В медленном танце». Это был мой второй бестселлер, после которого фамилия Ильин стала синонимом успеха. Я тогда еще жил один, прежде, чем познакомился с Катей. Это было пять лет назад. С тех пор мало что изменилось, помимо каких-то новых вещей или мебели. Но, глядя на всю эту обстановку я вспоминаю, что до того, как появилась Катя, всё было именно так, как я вижу сейчас. Пустота и тишина. И квартирой это всё стало только благодаря ей. Но ведь так невозможно, чтобы человек ушел и всё вернулось к своему изначальному виду. Так возможно только при одном условии, если – это воспоминание или фотография в альбоме.
Но я ведь всё еще живой и не могу быть в воспоминании. Значит, тут что-то другое и оно находится там, где Катин номер еще существует.
Глава 3. День второй
Дождь больше не мешал думать, наоборот заставлял о чем-то задуматься. Погода диктует не столько свои правила, сколько возможность найти в них свои бреши. Уйти в себя, как ограничение внешней среды на прогулку. Заглянуть в свой солнечный оазис, обливаясь чистой водой из колодца. Утолить жажду понимания себя, но тем самым открыться всему остальному миру и заявить, что ты еще жив и готов жить, сколько бы не было отмерено на невидимом циферблате. И только непогода знает бурю, что разыгралась в твоей душе, знает о той войне, что ведется там не один год. Она видела все кровопролитные сражения за завесой умолчаных мыслей и крайне редких об этом слов. Всё то, что ты никому не расскажешь, увидит тот, кто сможет это понять. Нельзя сказать, что мир враждебен к нам и нельзя сказать, что мы враждебны к миру. Мы враждебны сами к себе и себе подобным, поэтому мир научился молчать и смотреть, стараясь не вмешиваться в то, что суждено каждому разрешить самостоятельно.
Леша в очередной раз набирал номер и не слышал гудков, только одну и ту же фразу о несуществующем номере. Линия связи оборвалась, когда телефонистка перестала понимать в какое гнездо вставлять штекер переключения, чтобы соединить абонентов. Нельзя соединить человека и пустоту. Они просто не смогу выговориться друг другу. Но и нельзя допустить не соединение двух сторон. Один берег всегда должен слышать другой, но, когда эта связь перестает быть стабильной, всем новым судам, покинувшим порт, суждено будет уйти на дно, так и не достигнув берега. И сейчас одно судно медленно наполнялось водой, через брешь в карме.
В зеркале совершенно другой человек. Другие руки, плечи, глаза. Скулы обвисли, как складки у шарпея, мешки под глазами наполнились содержимым и готовы к транспортировке на склад. Складки под носом стали похожи на борозды для пашни, а борода на стройный лес, что давно перестал быть полем. Старые мысли не сменились новыми, вчерашние слова сегодня – эхо, а булькающие шаги утопают в бульоне