духе.
Вдобавок поднималась буря, ветер крепчал с каждой секундой, дождь хлестал по стеклам с одной стороны, а с другой по ним стекали теплые ручейки пара, поднимавшегося от бульона для кускуса.
– Кончай ворчать, Беттина, бога ради, – простонала Шарли.
– У нее эти дела, – сказала Энид. – Каждый месяц одно и то же.
– Это даже не правда! У меня их нет! Врушка. И воровка к тому же.
– Сама ты врушка! Откуда я знаю, как твой мобильник оказался под корзинкой Ингрид и Роберто?
– Это ты его туда засунула!
– Кстати, – прозвучал голос Женевьевы из кресла (специально передвинутого в кухню, чтобы наблюдать, как Базиль стряпает кускус), – кто прикончил последнюю пачку «Лулу» ультратонких и забыл купить новую?
Никто, конечно, не ответил.
– Я к тому спросила, чтобы больше не покупали модель с крылышками. Я не люблю с крылышками.
– Я тоже, – отозвалась Беттина. – Они липнут к волоскам, и больно отдирать.
Вспомнив о присутствии Базиля, она покосилась на него… Он с равнодушным видом аккуратно перемешивал мяту с кориандром. Беттина прыснула, Женевьева тоже, а Шарли улыбнулась.
– А что такое месячные? – сочла уместным поинтересоваться Энид.
– Окончание женского менструального цикла, – ответил доктор Базиль, любовно присыпая бульон щепоткой тмина. – Неоплодотворенная яйцеклетка и эндометриальный слой выводятся наружу.
– Это больно? – спросила Энид.
Базиль попробовал бульон, кускус, снова бульон и цокнул языком.
– Чаще всего нет. Этот бульон – просто амброзия… Но бывает.
– А дети?
– Что – дети?
– Как получаются де…?
Шарли открыла было рот, чтобы оборвать ее. И именно в этот миг мощный порыв ветра сотряс дом и призрак запел свою серенаду.
Все разом замолчали. Пять запрокинутых лиц, десять настороженных ушей. Жалоба лилась из недр старого дома, на высокой ноте, горькая, трагическая.
ООООоооооохххххоооооОООО…
Шарли и Беттина вцепились в Базиля, Энид – в Женевьеву, Женевьева – в кошек.
– Oh my God, – всхлипнула Беттина, как тинейджер из фильма ужасов, но на сей раз на самом деле в ужасе.
В дверном проеме показалось бледное личико Коломбы: оторопь, испуг и расплетенная коса.
– Это?.. – начала она.
ООООоооооохххххоооооОООО…
Пение проникало в самое нутро, терзало сердце и желудок, упрашивало, умоляло, почему оооо даааа почемууу такая бооооль?..
Невыносимо.
Энид привиделась Гийеметта Обержонуа в пламени горящего балдахина. Она схватилась за живот… Неужели… это звучат струны арфы?
Все оцепенели.
Первой опомнилась Беттина. Она кинулась к стереоустановке и вставила наугад первый попавшийся диск.
Музыка грянула как выстрел. Заглушив бурю, дождь, ветер и, главное, стоны и жалобы дома.
Они были застигнуты врасплох. Оглушены. Но с каким же облегчением все вздохнули! От бури остался лишь рокот подземной лавины.