«Нет, искусство!!!» – «А ты – дура!» – «А ты – дурак!» – заклеймили друг друга, оба замолчали и насупились. Мама была свидетельницей данного идеологического спора и развела нас, когда запахло жареным. Брат тем вечером был дома и тоже всё слышал. Мама скорее позвонила Филиппу домой, чтобы его забрала бабушка. Вечер был испорчен. «Мама, ну почему он такой дурак?» – всхлипывала я, когда Филипп ушёл. «Детка, просто у каждого своё мнение, Филипп думает иначе, чем ты», – успокаивала меня мама. Мне и вправду было очень обидно, и я поняла, что Филипп к нам домой больше не придёт. Так и получилось. Была осень, золотые октябрьские дни. В начале ноября я была приглашена к Филиппу на день рождения, приглашение было очень красиво оформлено – набрано изысканным шрифтом на компьютере и распечатано на принтере, приняла я его с радостью.
К началу ноября 1996-го года Макс уже два месяца как учился в Институте прокуратуры Уральской государственной юридической академии. Уже умер от передозировки героина Костя Швецов, парень в белой водолазке и красном пиджаке. Мама ещё во времена учёбы брата в лицее знала, что он покуривает марихуану и выпивает вермут в компании друзей, но не превращала это в проблему, ведь Максим успешно учился. Однако смерть однокурсника от передозировки, страшное слово «героин» и перемены в поведении сына вызвали у неё непонимание и сильную тревогу, смешанные с чувством собственного бессилия что-либо предпринять. Каким-то образом получилось, что в гости к Филиппу на день рождения мы вышли из дома втроём – мама, брат и я. До дома Филиппа был один квартал прямо по проспекту Ленина и ещё квартал налево по улице Гагарина. И всю дорогу от дома до перекрестка улиц Гагарина – Первомайская, где находился дом Филиппа, мама и Максим скандалили. Макс шёл впереди, мама за ним со словами: «Стой! Остановись! Максим, не ходи туда, я тебя умоляю!» Мама рыдала, дёргала брата за рукав куртки, он огрызался и вырывал руку, не прекращая идти. Я растерялась, подбегала то к ней, то к нему, смотрела снизу на их лица, видела, что обоим очень плохо, мама плачет, а Максим злой. Брату я не говорила ничего, было ясно, что он не станет слушать, мамин же рукав плаща тихонько теребила со словами: «Мам, ну пойдём!» Про себя думала: «Зачем, зачем ты так плачешь, он всё равно уйдёт, перестань, перестань!». Мне было очень жаль маму, столько отчаяния было в её плаче. Макс, конечно, ушёл дальше, вверх по Гагарина, а мы пришли к Хаймовичам. Родители Филиппа были врачами, анестезиологом-реаниматологом и наркологом, специальности, спрос на которые вырос феноменально в последующие годы. На дне рождения было очень тихо, будто что-то разбилось, и все отдают себе отчёт, что как было уже не вернуть. Тогда в разговоре родителей Филиппа с мамой я услышала слова «нарколог», «наркотики», «что-то сделать», «есть возможность» и т. д. Помню красивый белый комод в гостиной и силуэт мамы Филиппа Хаймовича. Длинная шея, изящная укладка, выразительные черты лица, похожие на таковые