немного помолчал, потом сдался.
– Да, – вздохнул он, – я ничего не помню. Тогда, при крушении я сильно ударился головой. Я ничего не помнил. Все, что я знаю о себе до десяти лет, мне рассказали бабушка с дедушкой. Я не помню родителей, и тебя я помню только в последний момент, когда ты сидела в поезде и доставала книгу, когда я схватил тебя за руку и искал в водовороте. Помню, что Поло дал мне пробирку для пера, но кто он такой – не помню. Помню пустыню. И все. Все, что у меня осталось – это красное перо. Кота, верно? Я видел такого, когда летел в сторону Китовой Норы. Это все. Больше я ничего не помню.
Маша смотрела на него, ее взгляд стал еще грустнее, чем был. Она развернулась и пошла в сторону юрты. Шаманки уже не было, в печке тлели последние угольки. Она подкинула щепок, и когда они разгорелись, вкинула дрова.
Риа думала об Айзеке. Теперь ей было понятно, почему у него была такая реакция на нее. Это было не просто потому, что уже прошло много времени и она у него уже не вызывала никаких эмоций. Он вообще не помнил ее, у него не было никаких ассоциаций с ней: ни радости, ни обиды, ни злости.
Айзек подтянул ближе к печке свой лежак, настелил шкур и они сели вместе с Машей, вытянув ноги к печке. Дрова тихо потрескивали, и по телу растекалось приятное тепло.
– А я тебя вспоминала, – сказала Маша после недолгого молчания. – Я жалела о том, что не попросила у тебя прощения. Прости меня за то, что я тогда вызвала шида. Я вела себя глупо.
Айзек немного удивился.
– Ну, как бы я вообще этого не помню, так что не знаю, за что ты извиняешься. А что такое шид?
– А ты и правда ничего не помнишь. Когда-то я ушла из крепости, в которой жила, и на входе в Серый город, в подводных тоннелях, встретила лохматого неумытого попрошайку. Он назвал себя Айзеком, – Маша посмотрела на Айзека, тот посмотрел на нее и ухмыльнулся.
– Ты будешь приукрашать эту историю? – спросил он с подозрением в глазах.
– Нет, я буду рассказывать ее так, как видела ее я, – ответила девушка.
Маша пересказала Айзеку все, что помнила: о переходе через Серый город и пустыню, о Бродяге, о погоне в Мертвом городе и полете на котах над полями Натюрина. О Лафе, рассеявшемся пеплом по полю и Мару с ее котами. О Поло, дельфинах, о Фире, Викторе и танцах в лесу. О том, как они зашли в книжную лавку Бродяги в Порту, как сели в поезд и как он разбился.
– То есть, поезд разбился из-за поломки на подводном корабле? – удивился Айзек.
– Так мне сказали на корабле.
Айзек все время ее рассказа сидел молча, только пару раз уточнив то, что помнил. Все это на него производило странное впечатление какого-то сна наяву. Он будто вспомнил, а будто бы и нет. Он с легкостью мог представить, что это история о каком-то другом человеке, не о нем, потому что он не мог вспомнить себя, свои чувства, ощущения, эмоции. Будто он тогда и он сейчас – это вообще разные люди, разные тела. Он не мог вспомнить, что он чувствовал, когда шид затягивал его в пол. Айзек вообще не мог себе представить, что шид существует.
– А что