ты знаешь такую информацию?
– Я это чувствую. У тебя романтичное веяние души. Но взгляни на меня – я уже ушел от юношеского романтизма. Действительно я очень хочу причинить искусство зрителям нашего театра, чтобы каждый культурный провинциал немного сохранил в себе человечину, но увы я ошибся.
– Ты очень сложно рассуждаешь, можно по – русски вести разговор.
– Слушай, бунтарь искусства, ты ворвалась словно комета в мою жизнь… (Наступило молчание). Мне хотелось бы подобрать тебе пейзаж для будущих твоих фотографий.
– Откуда ты знаешь об этой теме?
– Когда режиссер театра пускал меня на подмостки, я присаживался по линии траектория света, и он падал так легко на размалеванные лица подвижных актеров.
– Мне все про тебя понятно. Пошли, пошли
– У меня дыхание заторможено, я слишком больной, почти туберкулезный.
– Я тебя умоляю. Но вообще это твой выбор.
После этих слов она ушла на богемную встречу. Там блеск полотен скудных реалистов и показных сюрреалистов перебивал все деловые слов, которые творцы в принципе не любят произносить.
После ее ухода я прилег на легендарный потертый диван. От него отдавало теплотой и это меня уже пугало. В полумраке ноября я нехотя прикрыл глаза. Я попытался взглотнуть слюну, но не мог – во рту воцарилась горечь. А почему? Нет, нет, нет. В своем разуме я вспоминаю лаймовую свежесть белокурых волос. А что если ее вспыльчивая натура покорится бездарному художнику с наших окраин? Появилось ощущение, будто в марте месяце, при солнечном цветении во мне выжгли душу. Это неприкосновенно дергало меня. Открытая надежда обрести любовь, целую принцессу, фотографа и певца винтажной жизни все сильнее привлекало меня. Я не мог сидеть с этим чувством спокойно. Попрощавшись с болезненной слабостью организма, я спустился по облезлой лестнице, вышел на открытое снежное пространство и начал трястись от первых заморозков. Голова прошла кругом, я еле различал серебристые краски ночного города. Опять я встретил на своем пути жалость к своему же горю. В тот момент хотел стать обыкновенным дворовым пацаном, без классического налета творца.
Ветер перебирал мои темные волосы. У меня еще оставалась призрачная надежда сказать что – то едкое в адрес белокурой девушки, неважно что, главное – ее внимание. Я знаю, что психологи очень хотят рассматривать такую радужную ситуации с разных ракурсов, углов, формаций, но я лишь восхищался и ненавидел, потом снова начинаю дышать и уксусно ненавидеть…
Прошло минут 40 ожиданий. В моей груди отравление. Я злился на ту паскуду, которая меня с каждой секундой простоя унижает все сильнее. От этих мыслей я вскочил, убежал в квартиру, скинул пыль со сценариев, вцепился в ручку, и полились тексты – они были полны отчаяния. Ничего не ждал: ни признаний, ни внимания, только лишь бы горловину не давило от ревности. Час, два, три – все в работе. В кромешной темноте появились вишневые проявления, машины заглушали свои вонючие и раздолбанные двигатели, люди переходили