обычно, графин «Беленькой» и… – он посмотрел на меня, – ты карьерный рост отмечать будешь?
Я молча кивнул.
– И бутылку «Туборга»!
– Джигит, – и вновь приторно-томная истома в голосе, – а у тебя поста нет? – Аллочка чуть наклонилась к Артему.
Ткань блузки оказалась качественной – груди не вываливались.
Мне казалось, что весь воздух вокруг насквозь пропитан сочащимся из ее пор желанием. Мне вдруг стало жарко и душно одновременно и почему-то захотелось, чтобы сейчас, вот в эту самую минуту, здесь оказалась моя мама…
Артем рассмеялся, обнажив два ряда белых ровных зубов.
– Я слишком грешен, чтобы соблюдать посты. А может, просто слишком люблю жизнь. Нет, Аллочка, у меня другой недостаток, – я временно не изменяю своим «мультяшкам».
Так Артем называл девчонок из движения анимешников, которые все, как одна, сходили по нему с ума и готовы были раздвинуть ноги по одному его взгляду. Если не ошибаюсь, девчонок в движении было сотни две. Подозреваю, что мы и пришли в «Пещеру», чтобы встретиться с кем-нибудь из них, так как заведение было их негласным местом сбора.
– Насколько временно? – Аллочка наклонилась чуть ниже, уже явно рискуя…
– Это мы обсудим позже.
Я видел, как рука Артема скользнула по бедру официантки. Плотоядно улыбнувшись, Аллочка отошла от нашего столика, вильнув тугой попкой, упакованной в кожаную юбку.
Мы сидели уже часа два, второй графин был пуст наполовину, а подмога в лице «мультяшек» все не появлялась. Артема всегда было интересно послушать, но соловья, как говорят, баснями не кормят, а кушать хотелось. Истратить последние деньги на мизерную порцию салата из крабов – единственное, на что их еще могло хватить в этом заведении, было нецелесообразно: и голодным останусь, и деньги кончатся. А так пару дней еще можно протянуть. Глядишь, в воскресенье предки что подкинут.
– Нас обокрали, Тоха! – Артем плеснул из графина в стакан и залпом выпил.
Я уже даже и не пытался угадать, что он имеет в виду, лишь согласно кивнул.
– Нагло! Цинично! Среди белого дня! – продолжал он гнуть свое.
Я вновь кивнул.
– И ведь ничего нельзя поделать, понимаешь?
– Конечно. Тут уже ничего не поделаешь.
– Ты не чувствуешь себя обворованным? – это уже звучало как обвинение.
– Нет, как раз я-то чувствую себя обворованным! – с жаром сказал я, понимая: мы говорим о совершенно разных вещах. Я-то знал, о чем говорю я, а вот что имеет в виду Артем, говоря о том, что нас обокрали, оставалось только догадываться.
Как же я хотел сейчас напиться! Нажраться до зеленых человечков, до поросячьего визга, или как там еще говорится? Упиться в хлам, хотя бы просто для того, чтобы не чувствовать себя обворованным. Но мне, к сожалению, нельзя пить. На то есть пара причин, и я обязательно вам о них расскажу, но чуть позже, хорошо? Просто то, что сказал Артем дальше, мне кажется, и послужило толчком