английской библиотеке, среди книг. А где же еще?
– Он хочет водички? – повторил свой вопрос старик.
Он явно старался помочь, и хотя Гамаш не думал, что Анри чего-то надо, он сказал: да, спасибо. Они вместе вышли из библиотеки, прошли по отделанному деревом коридору, мимо портретов прежних глав Литературно-исторического общества. Казалось, что библиотека обросла своей собственной историей.
Это придавало ей некую ауру спокойствия и стабильности. Впрочем, Старый город, огороженный толстой стеной, почти весь был такой. Единственный город-крепость в Северной Америке, город, защищенный от нападения.
Стены эти давно уже имели символическое, а не практическое значение, но Гамаш знал, что символы подчас сильнее пушечных ядер. И в самом деле, люди умирали, города сдавались врагу, а символы оставались, крепли.
Символы были бессмертны.
Пожилой человек налил воды в миску, и Гамаш отнес ее в зал библиотеки, поставил на полотенце, чтобы вода не пролилась на широкие темные паркетины. Анри, конечно, проигнорировал это.
Двое мужчин вернулись на свои места. Гамаш заметил, что старик читает какой-то толстенный том по садоводству. Сам он вернулся к переписке – к той выборке писем, которую, по мнению Изабель Лакост, ему будет интересно прочитать. Большинство писем пришло от сочувствующих коллег со всего мира, другие – от граждан, которые тоже хотели выразить свои чувства. Гамаш прочитывал их все, отвечал на все, испытывая благодарность к Лакост за то, что она присылает ему лишь выборку.
Последним он прочел письмо, о присутствии которого знал. Оно всегда было в пачке. Каждый день. Оно было написано знакомым ему почерком, почти неразборчивой скорописью, но Гамаш научился разбирать этот почерк и теперь мог прочесть каракули.
«Дорогой Арман!
Думаю о Вас и молюсь о том, чтобы Вам стало лучше. Мы часто о Вас вспоминаем и надеемся, что Вы заедете к нам в гости. Рут говорит, что Вы должны приехать с Рейн-Мари, потому что она, Рут, Вас на самом деле не любит. И все же она просит меня передать Вам привет и посылает в жопу».
Гамаш улыбнулся. Это было одним из самых мягких пожеланий Рут Зардо. Почти что проявлением нежности. Почти.
«Но у меня все же есть один вопрос. Зачем Оливье понадобилось перемещать тело? Это не имеет смысла. Понимаете, он не делал этого.
С любовью,
В письмо Габри, как всегда, вложил лакричную трубочку. Гамаш взял ее, подумал и предложил человеку, сидящему напротив.
– Лакричная конфета? – Человек взглянул на Гамаша, потом на подношение. – Вы предлагаете конфету незнакомому человеку? Надеюсь, мне не придется вызывать полицию.
Гамаш непроизвольно напрягся. Неужели этот человек узнал его? Это что, завуалированная угроза? Но старик улыбался, а его блеклые глаза бесхитростно смотрели на Гамаша. Протянув руку, он сломал трубочку и бóльшую часть отдал Гамашу. Ту часть, что с конфетным пламенем, лучшую и самую большую часть.
– Merci, vous êtes très gentil.
«Спасибо, вы очень добры», – сказал человек.
– C’est moi qui vous remercie.
«Это