и очень высокий, намного выше, чем я. Стылый. Серый. Да, он ощущается темно-серым пятном, нависающим надо мной, и, если я не обернусь, он накроет и проглотит, как песчаный вихрь.
Я поворачиваюсь и нахожу его глаза, на миг опасаясь, что застыну камнем, как от взгляда Медузы горгоны. «Приходите послушать Доктора. В нем наше спасение». Знаю, что это он – не разумом, но чем-то неведомым внутри, что дрожит под жутковато неподвижным взглядом рептилии. Волосы Доктора вымокли под дождем, они темные, но в них заметно проглядывает седина – пряди тонкими росчерками спускаются на вытянутое лицо.
Корка льда трескается. Тело кидает в жар, когда я представляю, что именно он увидел и услышал. Лучше не думать об этом, иначе его глаза заберутся в мой мозг. Его глаза и то, что за ними. Это погубит меня.
– Мистер Гарднер.
– Значит, мы знакомы. – Его тонкие губы становятся еще тоньше, когда рот трогает улыбка. Он протягивает мне руку, я встаю с колен и пожимаю ее, сухую и холодную.
– Как давно вы приехали? – спрашивает Гарднер.
– Около часа назад.
– И уже заочно познакомились со мной? – Он закладывает руки за спину.
Говорят, люди прячут камень за пазухой или нож за спиной, но ему они не понадобятся. Он из тех, кто задушит голыми руками, а после выпьет чая. Я видела таких на записях из залов суда – чаще не на скамье подсудимых.
– С таким отточенным навыком выпытывания информации вы могли бы стать отличным журналистом.
– Или детективом.
Я поворачиваюсь к могиле Патрика, Гарднер становится рядом со мной.
– Он воскрес, Его нет здесь. Вот место, где Он был положен. Но идите, скажите ученикам Его и Петру, что Он предваряет вас в Галилее; там Его увидите, как Он сказал вам[6].
– Верите, он повторит судьбу Иисуса?
– Верю, что он тоже воскреснет. В лучшем месте.
Его болотные глаза скользят по строчкам на табличке, воткнутой в землю, – надгробия пока нет: «С Богом на земле и с Богом на небесах. Преподобный Патрик, глава церкви Святого Евстафия».
– Он выбрал ее сам? – спрашиваю я.
– Эпитафию? Нет. Мы не ожидали такой скоропостижной кончины – все наспех.
– Вы лечили его, верно?
– Да.
– Это легко… быть врачом и знать, что люди будут умирать, что бы вы ни делали?
– Нет.
– Не угнетает?
– Нет. Это может угнетать только в том случае, когда смерть воспринимается как зло. Я же воспринимаю ее как благо.
Нил прав, Доктор не Реднер. Реднер пылал и горел изнутри, а Доктор… холодный и далекий. Мертвый, словно недавно вылез из могилы. Вечная мерзлота.
– Что вам нужно? – спрашиваю я.
– Мне?
Я киваю. Мы можем говорить загадками и обмениваться цитатами из Заветов до скончания веков, но у меня нет на это времени.
– Полагаю, это неверный вопрос. Важнее, что нужно Корку.
– Что же ему нужно?
– Изменения.
– Разве?
– Вы жили в доме